Сам патриарх Филофей в письме к великому старцу прп. Сергию, возрождавшему русское монашество, давал наставление принять в монастыре Святой Троицы, основанном им под Москвой, «общее жительство»[1184]
, и, называя его так, патриарх фактически отказывался благословить Сергия на традиционный исихастский образ жизни, который Сергий избрал первоначально.Итак, наш вывод состоит в том, что предпочтительнее придерживаться первоначального и строгого употребления термина «исихазм» и не распространять его произвольно на слишком обширный комплекс исторических фактов XIV столетия. Разумеется, реабилитация исихастской духовности византийскими соборами 1341 и 1351 гг., плодотворное богословское творчество свт. Григория Паламы и его учеников, новый религиозный подъем, вызванный этой реабилитацией и этими плодотворными трудами, художественные, литературные, социальные и политические проявления этого подъема, поборником которого в Византии и во всей Восточной Европе стал патриарх Филофей, исторически нерасторжимы. Но можно либо расценивать их как отдельные явления, либо объединить общим понятием «исихастское движение». Ведь, действительно, речь идет о возрождении усердия ради сохранения и развития великой традиции христианского Востока, усердия, проявляемого, в первую очередь (но не исключительно), группой монашествующих. Слишком свободное употребление слова «исихастский» для обозначения всей совокупности этого движения вызывает недоразумения, которые только мешают верно интерпретировать исторические факты.
L’hésychasme: problèmes de sémantique
Опубл. в: Mélanges d’Histoire des religions offerts a Henri–Charles Puech: Sous le patronage et avec le concours du Collège de France et de la Section des sciences religieuses de l’École pratique des hautes études / ed. A. Bareau, étal. R: Presses Universitaires de France, 1974. P. 543–547.
На рус. яз. публикуется впервые.
© Пер. с фр. У. С. Рахновской.
ВЕРЕН ЛИ ТЕРМИН «ИСИХАЗМ»? ЗАМЕТКИ О РЕЛИГИОЗНОЙ ИДЕОЛОГИИ XIV СТОЛЕТИЯ
XIV столетие в истории Восточной Европы было временем бурных событий и новых разделений. Однако оно же свидетельствовало о нарождающемся осознании религиозно–культурного единства Византии и славянских народов. В политическом плане империя все больше превращалась в условную величину, в плане же экономическом она полностью зависела от Генуи и Венеции, чьи интересы, в свою очередь, были частью взаимоотношений итальянских городов–государств с монгольскими и османскими правителями Причерноморья. Тем не менее Византия по–прежнему считалась духовно–религиозным и интеллектуальным центром восточного христианства, а ее церковь успешно контролировала централизованную административную структуру, которая охватывала всю Восточную Европу и обеспечивала главный канал для перевода и распространения греческих текстов, а значит, и идей.
При таком положении дел события внутри Византийской церкви не могли не влиять на славянский мир. Вот почему главенствующее положение монахов в церковном управлении, наметившееся уже при патриархе Афанасии I (1289–1293, 1303–1309) и закрепленное торжеством паламитов в 1341, 1347 и 1351 гг., неизбежно приводило к тому, что греческие тексты, достигавшие славянских земель, отражали в значительной своей части монашескую духовность. Но преобладание в Византийской церкви того, что традиционно определяется как исихазм, невозможно понять, исходя из узкого и поначалу сугубо технического значения этого термина.
Цель моих кратких заметок — оспорить исключительное, но потому и необоснованное предпочтение термина «исихазм» при описании некоторых событий в самой Византии и их влияния на славян.
1. Что означал термин «исихазм» в историческом контексте XIV в?