11. Что хуже всего, будущее страны казалось, а возможно, и было трагичным. Государство едва выживало на иностранные дотации. Здесь нет ни крупных индустрий, ни залежей минералов, ни процветающего сельского хозяйства (немного сахарного тростника, риса, какие-то тропические фрукты – вот и все). Из нескольких миллионов детей, посещавших школы, лишь тысяча могла найти себе работу. Десятки лет бездумного правления деспотичных и эгоистичных тиранов привели к тому, что местное население потеряло всякую надежду на лучшую участь.
Сложно провести хороший отдых в стране, где бедные родители иногда отдают своих детей более богатым людям, чтобы дать им хоть какой-то шанс на лучшую жизнь, где внутренние органы жертв катастроф продают в медицинские магазины, где детей-сирот похищают после природных катаклизмов и продают в рабство.
Хотя, чтобы воздать Гаити должное, я допускаю, что у меня, по мнению социологов, могло развиться «придорожное предубеждение». Теория состоит в том, что некоторые аспекты жизни улучшаются пропорционально удалению от асфальтированной дороги, что жители удаленных мест обычно намного добрее, гостеприимнее, отзывчивее и скромнее. Может, это и правда, но с удалением от дороги исчезают и хорошее медицинское обслуживание, образование, развлечения и разнообразие пищи, столь важные для нормальной жизни. Как ни крути, Гаити – ужасно грустное место.
И такова была ситуация за год до землетрясения в 7 баллов, убившего около 200 000 человек в 2010 году. До смертельной эпидемии холеры. До сфальсифицированных выборов. До возвращения диктатора Жан-Клода Дювалье. И до тропического шторма «Исаак» и урагана «Сэнди».
«Нью-Йорк таймс» подвел итог событиям в ноябре 2012 года: «У них было очень мало, они пережили очень много, и теперь им нужно нечто большее».
Вы можете помочь Гаити, обратившись в CARE, ЮНИСЕФ, «Спасите детей» или «Без границ». Но ехать туда я вам не советую.
Глава XIV. Свой человек в Гаване
Пока я ждал в гаитянском аэропорту имени Туссен-Лувертюра прилета древнего авиалайнера «Ил», который должен был тайно доставить меня в Гавану, местные служащие провели мимо меня к самолету около 50 гаитян. Это были люди средних лет, до того изможденные и тощие, что я задумался, зачем им вообще нужно лететь. Только сев рядом с ними и застегнув ремень безопасности, я понял, что они летят на Кубу за медицинской помощью. Против туберкулеза! (Вам когда-нибудь приходилось задерживать дыхание на 90 минут?)
Я прилетел в Сантьяго-де-Куба, ошибочно полагая, что меня встретят как героя революции, пренебрегшего эмбарго США и одним из редких американцев, прибывших на Кубу без официального разрешения на выезд, даруемого Штатами медикам и миссионерам или участникам профессиональных конференций. Вместо этого на меня глядели с подозрением. Все считали, что я агент ЦРУ.
Когда на вопрос о месте работы я ответил, что «отошел от дел», на меня начали косо посматривать, а мои россказни о мечтах посетить все страны в мире насторожили их еще больше. Они скептически отнеслись к тому, что я вез с собой $4000 наличными, хотя я и пытался объяснить, что после Кубы меня ждали поездки в еще шесть карибских стран. (Они пришли бы в шок, узнав о еще 4000 долларов, запрятанных в моем ремне, ботинках и книге-пустышке.) Мой тучный паспорт в пятьдесят страниц навел их на мысль, что ЦРУ послало меня кататься по всему миру и сеять раздор. Ко всему прочему, я сошел с трапа, держа в руках книги Джона ле Карре «Шпион, пришедший с холода», что никак не помогало в моей ситуации. Но какой из меня шпион, в самом деле?
Они опасались происков ЦРУ. В недавно опубликованных документах сообщалось, что между 1960 и 1961 годами, сразу после инаугурации Джона Кеннеди, ЦРУ сотрудничало с чикагской мафией, которая имела свои счеты с Фиделем Кастро, прикрывшим их доходные кубинские казино, и намеревалась расправиться с ним.