Пассажир

— Для вас, полицейских, да и вообще для всех левых, мы являемся источником всех зол. Что бы мы ни делали, мы всегда не правы. Ибо нами движет исключительно корысть или буржуазное лицемерие.

Он направился к выходу, на прощание помахав рукой кое-кому из спортсменов. Анаис догнала его:

— Филипп Дюрюи когда-нибудь рассказывал вам о своих родных?

— Не думаю, чтобы у него была родня. Мне он, во всяком случае, ничего такого не говорил.

— А друзья?

— И друзей не было. Он же был бродяга. Одиночка. И культивировал этот свой имидж. Молчаливого, замкнутого парня. Колесил по стране. Интересовался двумя вещами — музыкой и наркотой.

Тио вышел за порог. Анаис — за ним следом. В четыре пополудни на улице уже начало смеркаться. Шум мужских голосов остался за спиной, но тут вдруг у нее над ухом оглушительно каркнула ворона. Анаис вздрогнула и поплотнее запахнула куртку.

— Но он все-таки считал своим домом Бордо?

— Дом — это слишком громко сказано. Просто раз в месяц он наносил мне визит. Значит, в это время был в городе.

Врач дошел до стоянки и достал связку ключей. Анаис все было ясно без слов: он не намерен точить с ней лясы до бесконечности.

Она сделала еще одну попытку:

— Он рассказывал вам о своем прошлом? О том, откуда он родом?

— Вы плохо представляете себе, на что похоже общение врача диспансера и наркомана наподобие Дюрюи. Здрасте — до свидания, и все. Я осматриваю его, выписываю рецепт, и парень исчезает. Я ведь не психоаналитик.

— Он посещал психоаналитика в МПЦ?

— Не думаю. Филипп никого не просил о помощи. Он вполне сознательно выбрал улицу. И жил так, как ему нравилось.

— Если не считать наркомании, у него были проблемы со здоровьем?

— Несколько лет назад он заразился гепатитом С. Но не принимал никаких лекарств, не соблюдал диеты. Чистое самоубийство.

— Вам известно, каким путем он подсел на героин?

— Полагаю, по классической схеме. Сначала травка. Для тех, ходит на рейвы, это обычное дело. Потом экстази. Но если в воскресенье утром вы вколете себе первую дозу героина, чтобы снять ломку после экстази, то в понедельник проснетесь законченным наркоманом. Все как у всех.

Врач остановился возле черного «мерседеса» класса S. В этот миг — в первый раз — в его облике проступила усталость. Всего на несколько секунд, но он утратил самоконтроль. Застыл перед машиной с ключами в руке. Но уже в следующее мгновенье снова расправил плечи и решительно надавил на кнопку брелока.

— Я не понимаю, к чему все эти вопросы. Если Филипп умер от передозировки, почему его смертью интересуется судебная полиция?

— Дюрюи действительно умер от передоза, только это было убийство. Кто-то ввел ему в вену смертельную дозу героина. Чрезвычайно чистого героина. А потом ему раздробили лицо, нахлобучив на шею голову быка.

Тио только что открыл багажник. Анаис увидела, как он побледнел, и испытала удовлетворение. Вся докторская самоуверенность таяла на глазах.

— Что это было? Серийное убийство?

В наши дни это словосочетание у каждого на слуху. Как будто речь идет о хорошо известном социальном феномене. Так сказать, нечто среднее между безработицей и профессиональным самоубийством.

— Если это серия, то она только что началась. Он рассказывал вам про своих дилеров?

Врач забросил сумку в багажник и резким движением захлопнул его.

— Никогда.

— Когда вы видели его в последний раз, не говорил ли он, что у него появился новый дилер? Поставляющий героин высшего качества?

— Нет. Напротив, он казался как никогда полным решимости соскочить с иглы.

— После этого вы с ним виделись? В другой обстановке?

Тио открыл дверцу машины.

— Нет, ни разу.

— Мы проверим, — пообещала она, засовывая руки в карманы.

И сейчас же пожалела о своих словах. Так мог говорить только полицейский. Дерьмовый полицейский. Врача не в чем подозревать. Своей фразой она хотела только припугнуть его. Каждому полицейскому известно это искушение властью.

Врач облокотился о дверцу машины.

— Вы делаете все, мадемуазель, чтобы вызвать во мне антипатию, но, несмотря на это, вы мне симпатичны. Вы — девочка, сердитая на весь мир. Как и все те, кого я раз в неделю принимаю в диспансере.

Анаис скрестила руки на груди. Сострадательный тон доктора понравился ей еще меньше надменного.

— Открою вам один секрет, — продолжил он, наклоняясь к ней. — Знаете, почему я дежурю в диспансере, хотя ко мне в кабинет стоит очередь из самой обеспеченной публики Бордо?

Анаис не двигалась с места, лишь притопывала одной ногой и молча кусала губы. Действительно, маленький злобный зверек.

— Мой сын умер от передоза в семнадцать лет. А я ни о чем даже не подозревал. Если бы мне сказали, что он курит травку, я рассмеялся бы тому человеку в лицо. Как по-вашему, это достаточное основание? Я не в силах ничего вернуть или исправить. Но я могу помочь нескольким соплякам, когда им очень плохо. И это лучше, чем ничего.

Хлопнула дверца. Анаис смотрела, как «мерседес» скрывается за деревьями и тает в сумерках. Ей вдруг вспомнился скетч Колюша о полицейских. Его голос, произносящий: «Да, я знаю, я немного похож на придурка». Можно подумать, он говорил это лично ей.

* * *