Пассажир

Женщина получила уже третий удар в челюсть, но по-прежнему держалась на ногах. Мужчина сменил тактику. Теперь он с размаху ударил ее в живот. Она сложилась пополам, захлебнувшись собственным криком. Выглядела она чудовищно. Безобразная, как ведьма, опухшая, грязная. Багровое лицо, сальные волосы. Возраст ее не поддавался определению. Нападавший — чернокожий мужчина в бейсболке — воспользовался тем, что она наклонилась, поднял соединенные в замок руки и со всей силы обрушил ей на затылок. Женщина рухнула на землю. Наконец-то. Ее тело сотрясла судорога, за которой последовали рвотные спазмы.

— Сука! Тварь!

Теперь он бил ее ногами. Януш поднялся. Бернар потянул его за руку:

— Не лезь, кому говорят! Не суйся не в свое дело!

Януш позволил себе плюхнуться назад. Он не мог больше смотреть на то, что творилось у него на глазах. Одна рука у ведьмы не действовала, и она прикрывала лицо второй. Удары она сносила молча, лишь вздрагивала при каждом всем телом.

Януш четыре часа таскался за Бернаром и наблюдал уже третью драку. Они побывали в разных местах и потолкались среди разных нищих, которых объединяло одно — непереносимая вонь. Янушу казалось, что в легкие ему набилось дерьмо, в носу стоял стойкий запах мочи, а в горле застрял ком грязи.

Вначале они пошли на площадь Виктора Желю, одно из мест сбора бомжей. Януша никто не узнал. Он заговаривал с попрошайками, задавал вопросы, но не получил ни одного ответа. Затем они поднялись выше по Канебьер, к театру «Жимназ», но здесь не задержались: на ступеньках пригородная шпана разбиралась с «новеньким». Виктор и Бернар свернули в переулок и через некоторое время вышли на улицу Кюрьоль, где тусовались транссексуалы.

В конце концов ноги привели их к протестантской церкви на пересечении Канебьер и проезда Леона Гамбетты. Здесь нищие кишмя кишели. Одни что-то ели, сидя на ступенях паперти, другие мочились прямо на плиты тротуара, но и те и другие взирали на прохожих с нескрываемой враждебностью. Пьяные с утра, они и друг друга готовы были поубивать за один евро, за сигарету, за глоток дрянного пойла.

Но и здесь при виде Януша не оживился ни один взгляд. Он уже засомневался, а в самом ли деле он прежде бывал в Марселе. Но он так вымотался, что все равно был не в силах куда-нибудь двигаться. Тем временем расправа завершилась. Жертва лежала на земле в луже крови и блевотины. «Я в аду» — мелькнуло у Януша. Окружающая мерзость, серость дня — было не больше двух часов, а уже начало смеркаться, — холод, равнодушие горожан — все это сливалось в картину бездны, постепенно затягивавшей его в себя.

Женщина ползком добралась до навеса над забегаловкой фастфуда и замерла. Януш заставил себя рассмотреть ее. Лицо превратилось в сплошной синяк, из которого выглядывали налитые кровью глаза. На разбитых опухших губах пузырилась розоватая пена. Женщина закашлялась и выплюнула обломки выбитых зубов, мешавших ей дышать. Наконец она уселась на крыльцо дома и, пока ее не прогнали, подставила лицо ветру в надежде, что он подсушит ее раны.

— Сама нарвалась, — вынес вердикт Бернар.

Януш ничего не сказал. Его приятель пустился в объяснения. Ненетта — избитая ведьма — была «женщиной» чернокожего Титуса. Он сдавал ее в аренду другим за пару монет, талон на обед или горсть таблеток. У Януша не укладывалось в голове, что беззубая пьянчужка могла хоть в ком-то возбудить желание.

— Ну и? — спросил он.

— А она спуталась с чужими.

— С чужими?

— Не с нашими, а из района Панье. И спала с ними за так. Хотя кто ее знает? Но все равно, Титус жуть какой ревнивый.

Януш смотрел на кучу окровавленного тряпья, когда-то бывшего женщиной. В руках у нее откуда ни возьмись появился картонный пакет с вином, и она жадно пила из него, сама себе оказывая «первую помощь». Судя по всему, она уже забыла, что ее только что избили до полусмерти.

Мир улицы был миром настоящего.

Без воспоминаний. Без будущего.

— А чего такого-то? — невозмутимо продолжил Бернар. — Ну, поцапались. Ну, подрались. Делов-то.

Ну, напились, про себя добавил Януш. По его подсчетам, Бернар приканчивал уже пятый литр вина. Остальные придерживались примерно той же диеты. Ежедневно каждый из них выпивал от восьми до двенадцати литров бормотухи.

— Пошли, — пихнул его в бок приятель. — Валим отсюда. А то тут уже плюнуть негде. Нечего одним и тем же клиентам глаза мозолить…

Нельзя сказать, что Бернар взял Януша под свою защиту Скорее, он мирился с его присутствием, потому что тот уже купил ему три картонки пойла. Вот тебе и первый урок, подумал Януш. Если нищий протягивает тебе руку, знай, что он ждет от тебя платы. А валюта здесь одна — спиртное.