Пассажир без багажа

Ее подруга молча кивнула. Было видно, что она хочет что-то сказать, но не в силах справиться с непослушными губами. Наташа достала из сумочки носовой платок, уложила линзу в серединку и аккуратно завернула:

– Лена, я тебя поздравляю, – сказала она, укладывая находку в сумочку. – Мне кажется, ты нашла очень важную для следствия вещь.

Девушка боролась с разочарованием. Было ясно, что ей очень не хочется расставаться с такой ценной и необычной вещью, которая досталась ей совершенно даром. В конце-концов, она вздохнула:

– Ну, если это так нужно для следствия… Вы думаете, у той женщины были цветные линзы?

– А откуда же у нее такие контрастные глаза? Ты разве не слышала, что говорила Татьяна Робертовна? А она утверждала, что глаза были абсолютно разные, неестественно разные! – Наташа выделила последние слова. – Конечно, неестественно! И моргала она потому, что это было для нее неестественно, непривычно! Она, я думаю, надела эти линзы впервые в жизни!

– Чтобы подделаться под Кузмину? – севшим голосом спросила Ирина.

– Конечно. Ведь у Кузминой тоже разные глаза – я не верю, что следователь совсем слепой и это ему почудилось. Наша Татьяна могла не разобраться, ведь она, не при ней будь сказано, видит не особенно хорошо. Резкий контраст ей в глаза бросился, а у самой Кузминой, наверное, все выглядит не так контрастно. Я-то сама ее глаз не помню, но следователю лучше знать.

– И убийце тоже.

Это сказала Надя. Ее передернуло, она зябко повела плечами и встала из-за стола:

– Мне пора домой. Ну что, вы остаетесь?

– Я тоже пойду, – Ирина вскочила, будто ее подхлестнули. – Господи, как поздно! Наташа, ты идешь? Или собираешься все тут прочесать? Ведь должна быть еще одна линза, как ты считаешь?

– Еще одна? – удивилась та.

– Конечно. Татьяна Робертовна говорит, что у той женщины один глаз был голубой, а другой черный. Значит, свои глаза у нее совсем иного цвета – ни того, ни другого. Должна быть еще одна линза – черная.

– А почему? – возразила Наташа. – Может, у нее естественный цвет глаза – черный!

– Эй, Лена, ты знаток линз! – чуть насмешливо обратился к девушке Борис. – Можно из черного-черного глаза сделать такой голубой, чтобы наша Татьяна Робертовна это сразу заметила?

Та хихикнула:

– Да не думаю. Черный цвет не так легко перебить. Я об этом читала. Вот если бы у кого-то из нас были черные глаза, мы бы сразу и проверили – забьет линза этот цвет или нет.

Но черных глаз ни у кого не оказалось. Искать вторую линзу тоже никто желания не изъявил – исключая Лену и Бориса. Лена еще не закончила уборку, и ей так или иначе, нужно было задержаться. А Борис добровольно вызвался ее охранять – на всякий случай, как он выразился.

Уходя, Ирина подозвала его к себе и шепнула:

– Слушай, ты только не вздумай приставать к девчонке. Потом неприятностей не оберешься.

– Если я захочу приключений, то обращусь к тебе, – таким же заговорщицким шепотом ответил он. – Не переживай, я ее люблю братской любовью.

Та слегка нахмурилась – видно, его заверения не вызвали у нее особого доверия. Однако Ирина ушла. Оставшись в торговом зале один, Борис прошелся от стены до стены, легонько посвистел и крикнул, обращаясь к Лене, скрытой занавесом:

– Ну что? Ничего больше не нашла?

– Ищу, – послышался оттуда сдавленный голос. Лена явно говорила, низко склонившись к полу. – Пока ничего нет, только грязь. Вчера натоптали, что ли? Будто стадо слонов прошло. Борис, вы слушаете меня?

– Ага, – откликнулся он, с удобством располагаясь у захламленного стола. Он даже закинул одну ногу на столешницу, чего никогда бы себе не позволил при других сослуживицах. Он был лаборантом – рангом выше приемщицы, но ниже кассира, фотографа, а также заведующей и прочего начальства. Но, уж во всяком случае, он был особой поважнее уборщицы и знал, что она ни слова ему не скажет, хотя стол придется мыть именно ей.

– Знаете, в тот день, ну, когда убили Елизавету Юрьевну… Я убиралась, вы же меня заставили, а сами все ушли… Мне было так страшно! И тут пришла одна женщина, такая странная…

– Привидение? – предположил он, разминая сигарету. Занавеска отодвинулась, и оттуда показалось раскрасневшееся лицо Лены:

– Ну перестаньте, пожалуйста! Никакое не привидение, живая женщина. Она сказала, что Елизавета – ее подруга и делала для нее снимки… Я уж точно не помню, что она мне наговорила, только я впустила ее. Она очень просила пропустить. А потом прошла сюда и рассматривала кровь на стене.

Борис выпустил струю дыма и небрежно заметил:

– Ну и в чем дело? Понятно же, что приходила сама убийца.

– Вы что, всерьез? – уронила тряпку Лена. – Нет, правда?! А почему?!

– Да потому что убийцу всегда тянет на место преступления, темная ты девица! Неужели ты этого не знаешь?

Лена не знала. Борис закинул на стол вторую ногу и сладко потянулся:

– Эх, молодежь, молодежь… Всему-то вас нужно учить… Ну и что сделала преступница, увидев кровь? Побелела, задрожала? Быстро в страхе убежала?

У девушки дрогнули губы – она, видимо, сомневалась, улыбнуться ей или возмутиться. В конце-концов, она сказала: