Видя, что их мать упала без чувств, встревоженные дети отступили.
– Каждый раз, когда с нами играет, она говорит, что мы ее убьем, потому что слишком непоседливые, – проронил один мальчик.
– Не бойтесь, она не умерла, просто потеряла сознание, – заверила их Грейс. – Я отнесу ее к врачу. А вы сидите здесь тихо, ладно?
«Я открою вам дверь», – сказал в наушник Гэбриел.
Грейс подхватила женщину под мышки и потащила прочь из игровой комнаты в тамбур, соединяющий два вагона. Прежде чем дверь закрылась, она поймала лукавый взгляд Элизы, которая снова попыталась ей подмигнуть.
«Выбросьте тело из поезда», – приказал Гэбриел.
– Она живая!
«Вот именно. Если она очнется, то поднимет тревогу».
В этот момент гувернантка застонала и затрясла головой.
Грейс зажала ей рот ладонью, тогда та выпучила глаза и стала вырываться.
– Не шевелитесь и не кричите, иначе я убью вас, – услышала Грейс собственный голос.
Женщина тотчас успокоилась.
– Что вы делаете с этими детьми?
Ответа не было.
– Я сохраню вам жизнь, только если вы мне расскажете все, иначе прикончу, – пригрозила Грейс, презирая себя за то, что говорит так.
«У нас нет времени!» – раздраженно бросил Гэбриел.
– Отвечайте! – закричала инспектор.
Женщина была напугана.
– Я не знаю. Время от времени Пассажир выбирает одного из них, а после… я не знаю. Думаю, что они… награда для его лучших компаньонов.
Грейс трясло от гнева и отвращения. Она поискала глазами место, где можно было бы запереть эту гнусную тюремщицу. Но не было ни шкафа, ни чего-либо подобного.
«Грейс, послушайте меня», – прошипел Гэбриел.
– Что?
«Если вы действительно хотите спасти этих детей и других жертв организаций, находящихся под покровительством «Олимпа», вы знаете, что нужно делать. Если она заговорит или найдут ее тело, вам крышка. Сделайте это! Немедленно! Вы не уничтожите эту разветвленную организацию вашими мягкими методами! Подумайте: дети или она».
В душе Грейс шла жестокая борьба между моралью и целесообразностью. Она разрывалась между необходимостью совершить самый страшный поступок в своей жизни и возможностью сделать самое полезное дело за все свое существование на земле. Нет, она не могла решиться стать безжалостной убийцей, но и оставить этих детей на погибель тоже не хотела.
«Это цена, которую необходимо заплатить, Грейс Кемпбелл, – бросил Гэбриел. – Действуйте смело или умрите со стыдом».
Сердце инспектора остановилось, по крайней мере, ей так показалось. В хаосе, царившем у нее в голове, мелькали самые страшные картины издевательств, которые она перенесла, побоев, изнасилований. Жестокость наполнила ее вены, от ненависти затвердели мускулы. Воздух больше не поступал в легкие. Зажав рот женщины рукой, она потащила ее к двери вагона. Поняв, что ее ждет, воспитательница принялась вырываться. Словно под гипнозом, Грейс одной рукой сжала ее шею и отперла дверь. В лицо ударили снежинки. Женщина царапалась, била, извивалась. Грейс ударила ее кулаком по затылку, подняла над полом и, избегая ее беспомощного взгляда, со всей силы вытолкнула наружу.
Сначала она ничего не слышала и не чувствовала, как будто сама умерла. Потом холодный ветер вывел ее из ступора. Она посмотрела на свои руки и ей почудилось, что она держит свой старый перочинный ножичек, запачканный кровью.
Из глубины внутренностей поднялась тошнота, и ее вырвало так, что она чуть не задохнулась.
«Это был единственный выход. Вы сделали то, что следовало», – глубоким голосом произнес Гэбриел.
Высунувшись из вагона, она смотрела, как под ней, словно ответ на ее страдания, мелькает земля.
«Возьмите себя в руки, инспектор. Если вы слишком задержитесь, гости бала предупредят персонал о вашем исчезновении».
Грейс мобилизовала все свои внутренние силы, как тогда, двадцать лет назад, в камере, когда пообещала себе выбраться живой из этого ада.
Она медленно отступила, захлопнула дверь и, прислонившись спиной к стенке, смертельно бледная, попыталась восстановить дыхание.
«Вы переживали вещи и похуже, Грейс. Не позволяйте себе раскиснуть!»
Гэбриел был неправ. Она действительно испытала и унижения, и боль, но до сегодняшнего дня ее гнев всегда был направлен против кого-то другого. Конечно, она отстранялась от себя в годы, когда поддалась ожирению, но никогда не отрекалась. То, что она сейчас совершила, было отречением от всех ее моральных принципов, которых она придерживалась до сих пор. И никогда еще она не испытывала ничего сильнее этого желания вырвать половину своей души.
«Эта женщина была монстром, она лучше кого бы то ни было знала, какая участь ждет этих детей. Она заслужила смерть. Вы не такая, как я, Грейс, вы действовали не из любви к убийству или жестокости, а из чувства долга. Теперь не теряйте больше времени! Вспомните, зачем вы здесь».