Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года

“В 1961 году перед полетом в космос Гагарин был старшим лейтенантом и имел вес 64 килограмма. Через три года он стал полковником, депутатом Верховного Совета, членом ЦК ВЛКСМ и почетным гражданином десятков городов. Он заметно пополнел (до 72–73 килограммов), немного обрюзг, перестал систематически заниматься спортом” [9]. Он раскатывает по Москве на красном французском гоночном автомобиле (который в какой-то момент пришлось перекрасить в черный цвет; красный выглядел слишком вызывающе даже для первого космонавта). Он завсегдатай “Голубых огоньков” – и вся страна наблюдает, как он снимает на портативную кинокамеру, немыслимый по тем временам гаджет, эстрадных артисток. Он привозит из-за границы горы подарков, в том числе “веселые” – то есть раздражающие невыездных – сувениры: взрывающиеся сигареты (прикуривший оказывается засыпан табаком; реплика Юрия Алексеевича: “Забыл? У нас не курят!”) и ручки с выплескивающимися на одежду чернилами (которые, впрочем, вскоре исчезают без следа). Он всегда при деньгах – и с видимым удовольствием угощает знакомых дорогим алкоголем, не глядя на буфетные и ресторанные наценки[59].

Леонов так описывает гагаринскую экономику: “Как полковник и командир отряда он получал 380 рублей. За полет в сложных условиях платили по два рубля в минуту, в простых условиях – рубль. То есть за эти полеты было еще ну рублей 150–180 в месяц” [3].

На самом деле, Леонов, скорее всего, ошибается. В 1962 году был принят секретный документ о размерах должностных окладов, в котором сказано, что для просто космонавтов он составляет “до 350 рублей”, для “инструкторов-космонавтов – до 400 рублей; для старших инструкторов-космонавтов – до 450 рублей” [4]. Гагарин был старшим инструктором. У Каманина в “Скрытом космосе” приводится выписка из зарплатной ведомости, из которой следует, что со всеми надбавками Гагарин получал до 640 рублей в месяц – во времена, когда зарплата первого секретаря ЦК КПСС составляла 800 рублей. Сведения датированы мартом 1962 года [9], когда Гагарин был еще майором; то есть суммы надбавок за выслугу лет и звание в дальнейшем ощутимо увеличились. Время от времени Гагарину давали денежные премии, а еще его назначали своим наследником разные люди. Например, в декабре 1967-го “подданная Соединенных Штатов Роджерс (штат Калифорния), умирая, завещала по три тысячи долларов Гагарину и Титову” [9]. Однако, поскольку все отношения с заграницей контролировались, использовать эту валюту Гагарину не удавалось: он сдавал ее государству (официально это называлось “передать средства в Фонд мира”).

Он становится разборчивым в том, что касается одежды; носит хорошие костюмы, – есть фотографии, на которых их даже можно назвать шикарными, – галстуки, шляпы, длинные пальто, темные очки; те, кто имел возможность наблюдать за ним до и после полета, отмечают, что “Юра стал франтом” [11]. Нет-нет, ничего слишком экстравагантного, однако тирольская охотничья шапочка привела его преподавателя из Академии Жуковского в некоторое изумление [12].

Он заядлый бильярдист. Он азартный болельщик. Он спец по шашлыку. Он эксперт по русской бане и финской сауне. Он охотник, о чьих трофеях складываются легенды. Это уже не “элементы сладкой жизни” – это она, сладкая жизнь, и есть.

Словом, если вас раздражал Гагарин и у вас было право голоса, – вы имели много поводов сказать ему, что он “кушает, как верблюд”, “занимается тунеядством” и т. д.

Автору всех этих обидных формулировок генералу Одинцову трудно было осознать, что служить ролевой моделью, “радовать собой” людей – и делать все, чтобы энергия этой радости не уходила в космос, а работала на благо государства, – все это и вправду было общественно-полезной деятельностью. Люди в Советском Союзе 1960-х жили в условиях перманентного товарного дефицита – при этом государство нуждалось в их труде, но адекватно расплачиваться за него не могло. Обмен был очевидным образом неравноценен – и чтобы сгладить раздражение, требовалась социальная смазка. Именно в таком качестве и использовали Гагарина – потому что он был живым доказательством того, что деньги, недополученные мобилизованными гражданами и экспроприированные в пользу государства, были не украдены, а потрачены по назначению – на укрепление оборонного потенциала, на создание положительного образа страны, на инвестиции в технологии. И поскольку подобного рода пропагандистских инструментов – которые по-настоящему убедительны и которые не девальвируются со временем – было немного, пользовались ими на 200 процентов.