Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года

Однако несмотря на муштру, несмотря на крайне неприятный эпизод с устроенной ему “темной”, Гагарину, похоже, и впрямь нравилось в армии, которая не была демонизирована общественным мнением и действительно сильно отличалась от нынешней. На тот момент это была, возможно, самая сильная армия в мире – сталинская армия, которая десять лет назад бомбила Берлин, которая оккупировала пол-Европы и стерла в пыль немецкую военную машину. Это была армия, которая даже в мирное время проводила немыслимые по сегодняшним меркам учения – и по-настоящему, всерьез готовилась к третьей мировой – настолько, что отрабатывала на своих солдатах действия в условиях использования ядерного оружия. Всего за год до прибытия Гагарина в Оренбург на Тоцком полигоне, в Оренбургской области, маршал Жуков проводит учения с 45 тысячами солдат и офицеров – и взрывает над ними настоящую атомную бомбу: просто чтобы изучить возможность прорыва обороны противника с использованием нового оружия. Некоторые из гагаринских пилотов-инструкторов участвовали в испытаниях – им было дано задание пролететь через радиоактивное облако (на самолетах Ил-10 с негерметичными кабинами). Все это очень похоже на еще одну главу из отчета о преступлениях советского режима против своих граждан – однако учения были хорошо организованы; теоретически могли быть страшные жертвы – однако обошлось (хотя свои дозы радиации, конечно, получили все участники).

Мы упоминаем обо всем этом для того, чтобы было понятнее, кто именно сидел 12 апреля 1961 года в раскрашенной в зеленый цвет ракете – а затем разъезжал по миру с оливковой ветвью в одной руке и белым голубем в другой и рассказывал, что единственная война, которую ведут советские космонавты, – это война против природы. Даже если бы Гагарин носил на рту тряпочную повязку, чтобы никого случайно не проглотить, и подметал перед собой метелкой дорожку, чтобы ни на кого не наступить, его декларативная приверженность принципам ахимсы вызывала бы у скептиков глубокие подозрения. И, в целом, небезосновательно. Преподавателями Гагарина были фронтовики, обучавшие его вовсе не выполнению фигур высшего пилотажа и цирковым фокусам в мирном небе, а тактике ведения боя. На протяжении двух лет Гагарина готовили не просто к службе в гарнизоне, а натаскивали для участия в третьей мировой войне – которую ждали, которой опасались – и ответом на угрозу которой и стал запущенный ровно в тот момент, когда Гагарин получал лейтенантские погоны, спутник.

Кстати, если уж на то пошло, “почему советский спутник оказался первым в космосе? Да потому, что у американцев были базы в Европе для военно-воздушных сил. Они могли бомбить Москву с европейских баз обычными самолетами. А мы не могли ответить Америке никак… У нас был огромный стимул. Единственная возможность ответить американцам на удар по Москве – это ответный удар по Вашингтону и Нью-Йорку. Это все у нас понимали… И запуск первого спутника, который мы провели в спешном порядке, имел целью вовсе не изучение космоса. Главное было – показать американцам, что мы их можем накрыть. И они это поняли. Раз мы можем запускать спутники, значит, любой город Америки может быть, увы, поражен… <…> это – очень сильно способствовало сохранению мира” [7].

Мысли Гагарина в Оренбурге были заняты не только строевой подготовкой и “высоким профилем посадки”, о чем свидетельствует следующий анекдот, приведенный А. Дихтярем:

“Капитан Федоров прохаживался туда-сюда перед шеренгой вытянувшихся по ранжиру курсантов. Гагарин, как самый мелкокалиберный, на левом фланге.

– Что есть погоны? – спрашивал сам себя и сам же себе отвечал: – Погоны – это не только деталь одежды. Это прежде всего символ мужественности, и носить погоны должно с достоинством!

После занятий курсант Гагарин подошел к курсанту Репину:

– Что есть бюстгальтер? Отвечайте, курсант!

И, не дождавшись ответа, выдал собственный вариант:

– Бюстгальтер – это тебе не только деталь одежды. Это прежде всего символ женственности, и носить его должно с достоинством! Так и напиши своей девушке, Репин” [10].

Тут самое время упомянуть, что именно к оренбургскому периоду относится наибольшее количество признаний женщин, с которыми Гагарин якобы имел какие-то отношения. Какими бы ненадежными ни были эти свидетельства, ясно, что Валентина Горячева была далеко не первой попавшей в его поле зрения женщиной; у летчика Гагарина был если не большой опыт (об этом трудно судить), то, по крайней мере, широкий диапазон выбора – и вот тут он прекрасно обходился без всякой подушечки.