Пассажирка из Кале (сборник)

– Здесь еще кровь, намного больше, и еще что-то похожее на… Да, точно! Это отпечаток двух ладоней. Она здесь забралась на крышу.

– Несомненно. Я теперь четко представляю, как это было. Она села на окно ногами в купе и взялась вот здесь. Потом на руках подтянулась и вылезла на крышу, – сказал судья.

– Но какие нужно иметь крепкие нервы! Какие сильные руки!

– Вопрос жизни и смерти. Оставаться внутри вагона было гораздо опаснее. Страх в таких случаях порой творит чудеса с людьми.

– Здесь еще! Еще! Следы ног, совершенно четкие. Это женские следы. Погодите, я сейчас проверю, куда они идут, – прибавил он, осторожно продвигаясь в конец вагона.

Спустя пару минут он спустился к коллегам и, радостно потирая руки, заявил, что ему все ясно, как божий день.

– Опасно, не опасно, трудно, не трудно, это ее работа. Я прошел по ее следам, видел место, где она приседала, проследил по всей крыше до конца, где она спустилась к выходу на платформу. Вагон она наверняка покинула, когда поезд остановился, и ей помогал сообщник.

– Графиня?

– Кто же еще?

– И где-то рядом с Парижем. Английский генерал говорил, что остановку сделали минут за двадцать до приезда на вокзал.

– Значит, ее поиски нужно начинать с того места. Итальянец пошел по ложному следу.

– Не обязательно. Горничная наверняка будет пытаться связаться с хозяйкой.

– Все же, было бы хорошо ее задержать до этого, – заметил судья.

– И при всем, что нам теперь известно, если на нее надавить как следует, можно добиться признаний, – азартно подхватил сыщик. – Кто пойдет? Обоих своих помощников я отослал. Конечно, можно по телефону вызвать кого-нибудь, а я и сам мог бы этим заняться.

– Нет, нет, дорогой коллега, сейчас мы не можем вас отпустить. Лучше позвонить. Я полагаю, вы захотите присутствовать при окончании допросов?

– Конечно, вы правы. Можно еще что-нибудь выяснить об этой горничной. Давайте теперь допросим проводника. Говорят, он с ней разговаривал. Может быть, удастся от него узнать что-то новое.

Нового удалось узнать не много. Явившийся Гроот, проводник, вид имел изможденный и жалкий, как человек, который только-только начал отходить от наркотического дурмана. Как ни давили на него следователи, он ничего не смог добавить к своему рассказу.

– Мы вас слушаем, – решительно произнес судья. – Рассказывайте все четко и прямо и не пытайтесь юлить, иначе я вас тут же отправлю за решетку. Ордер уже выписан. – Он помахал перед ним листом бумаги.

– Я ничего не знаю, – затравленно пролепетал проводник.

– Неправда. Нам все известно. Мы считаем, что эта трагедия не могла случиться без вашего ведома или попустительства.

– Право же, господа…

– Вы пили с этой горничной в буфете во время остановки в Лароше. А потом вы пили с ней в вагоне.

– Нет же, господа, это не так. Я не мог… Ее не было в вагоне.

– У нас другие сведения. Вы не сможете нас обмануть. Вы были ее сообщником и сообщником ее хозяйки, я не сомневаюсь в этом.

– Клянусь, я невиновен. Я даже почти не помню, что происходило в Лароше или после. Не отрицаю, я пил в буфете. Пил какую-то гадость. Так мне показалось, не знаю почему. И я не знаю, почему не мог поднять голову, когда вернулся в вагон.

– Вы хотите сказать, что сразу заснули?

– Наверное. Да. Что было потом, пока меня не разбудили, я не помню.

Помимо этой истории они ничего не смогли из него выудить.

– Он либо слишком умен для нас, либо полный дурак, – устало промолвил судья, когда Гроот наконец ушел. – Лучше отправить его в «Мазас», пусть посидит в одиночке день-два. После этого он станет попокладистее.

– Понятно, что ему дали наркотик. Горничная добавила опиум или лауданум в его напиток в Лароше.

– Причем лошадиную дозу, если он говорит, что заснул, как только вернулся в вагон, – заметил судья.

– Да, он так говорит, но ему должны были дать повторную дозу. Иначе откуда взялась бутылочка на полу возле его кресла? – задумчиво спросил шеф не столько у остальных, сколько у самого себя.

– Я не верю во вторую дозу. Как бы это сделали? И кто? Это был лауданум, и дать его можно было только подмешав в напиток, а проводник говорит, что не пил второй раз. И кто? Горничная? Он говорит, что больше ее не видел.

– Прошу прощения, мсье судья, но не слишком ли вы доверяете словам проводника? Меня его показания настораживают. Если честно, я не верю ни единому его слову. Разве он не говорил сначала, что не видел горничную после Амберье в восемь вечера? А теперь он признается, что пил с нею в буфете в Лароше. Все это одна сплошная ложь: и что он потерял записную книжку, и что потерял все документы. Ему есть что скрывать. Даже эта его сонливость, эта тупость какие-то ненатуральные.

– Не думаю, что он притворяется. Он бы не смог провести нас.

– Хорошо, а что если это графиня опоила его второй раз?

– Это из области догадок. Ничто не указывает на это, нет никаких доказательств.

– Как тогда объяснить пузырек рядом с креслом проводника?

– А не могли ли его подбросить специально? – вставил комиссар, у которого, видимо, случилось новое озарение.

– Специально? – раздраженно переспросил сыщик, предвидя ответ, который ему не понравится.