Пассажирка из Кале

«Графиня. Помните. Молчание, полное молчание. Ни слова о том, кто я, или о том, что известно нам с вами. Дело сделано. Прошлого не воротишь. Будьте мужественны, тверды. Ни в чем не сознавайтесь. Стойте на том, что вы ничего не знаете и ничего не слышали. Отрицайте, что знали его или меня. Скажите, что крепко спали всю ночь. Скажите, что вас опоили снотворным. Придумайте что-нибудь, что угодно, только будьте бдительны и ничего не говорите обо мне. Предупреждаю вас, не трогайте меня, иначе… Но ваши интересы – это мои интересы. Мы или выстоим, или падем вместе. Потом я встречусь с вами. Я должен встретиться с вами где-нибудь. Если мы разминемся перед вокзалом, напишите мне до востребования в «Гранд отель» и дайте адрес. Это обязательно! Напоминаю: молчание и осторожность».

На этом заканчивались записи в дневнике. Чтение заняло у сэра Чарльза от пятнадцати до двадцати минут, и все это время французские официальные лица наблюдали за его лицом с большим вниманием, а его друг полковник Папиллон – с большим волнением.

Однако маска генерала была непроницаема. В конце он еще несколько раз перечитал отдельные страницы, держа записную книжку близко к свету и очень внимательно ее изучая.

– Итак? – произнес судья, когда встретил наконец взгляд генерала.

– Вы считаете это важным? – спросил генерал спокойным, ровным голосом.

– Разве можно считать иначе? Разве это не серьезное доказательство вины?

– Это, конечно, было бы так, если бы на эти записи можно было положиться. Но на этот счет у меня имеются серьезные сомнения.

– Но это всего лишь ваше мнение! – воскликнул сыщик. – Предположения. Почему не поверить дневнику? Он настоящий…

– Погодите, сударь, – сказал сыщик, поднимая руку. – Разве вы не заметили… Нет, такое, разумеется, не могло ускользнуть от внимания столь проницательного полицейского! Записи здесь сделаны разными руками.

– Что? Невозможно! – одновременно вскричали оба француза.

Они сразу поняли, что это открытие, окажись оно правдой, могло изменить весь ход их рассуждений.

– Сами посмотрите. Мне кажется, это совершенно очевидно и не вызывает сомнений, – твердо произнес сэр Чарльз. – Я совершенно уверен, что последние страницы написаны другой рукой.

Глава XIX

Несколько минут сыщик и судья изучали записную книжку, исследуя страницу за страницей, качали головами и отказывались признать очевидное.

– Не вижу ничего такого, – наконец произнес судья. – Несомненно, разница есть, но это объяснимо.

– Совершенно верно, – вставил мсье Фльосон. – Когда писалось начало, он был спокойным и собранным, а последние страницы, где почерк такой неровный и неразборчивый, были написаны сразу после преступления, когда его трясло от возбуждения. Естественно, почерк поменялся.

– Или он просто хотел изменить его. Вполне возможно, что у него возникло такое желание, – прибавил судья.

– Значит, вы признаете, что разница есть? – проницательно заметил генерал. – Но здесь нечто большее, чем измененный почерк. Как ни старайся изменить почерк, определенные признаки всегда остаются неизменными. Некоторые буквы, заглавные «Г», «Х» и другие, все равно проявят себя. Я знаю, что говорю. Я занимался почерковедением, меня это очень интересует. Это написано двумя разными людьми. Позовите эксперта, он подтвердит.

– Ну хорошо, – немного помолчав, произнес судья. – Давайте на секунду предположим, что вы правы. И что из этого следует? Какие вы делаете из этого выводы?

– Да наверняка вы сами понимаете, о чем это говорит, – с некоторым пренебрежением в голосе произнес сэр Чарльз.

– Конечно, у меня есть мнение… Но я хочу проверить, совпадает ли оно с вашим. Вы думаете, что…

– Я знаю, – поправил генерал. – Я знаю, что, поскольку в дневнике оставили записи два человека, он либо принадлежит не Рипальди, либо последние записи сделаны не им. Я своими глазами видел, как писались последние страницы. Но они написаны не почерком Рипальди, это неопровержимо, я уверен, могу поклясться, следовательно, он не Рипальди.

– Но вы бы об этом узнали еще раньше, – распаляясь, вставил мсье Фльосон. – Как вы могли не заметить подмены человека? Вы должны были увидеть, что это не Рипальди.

– Прошу прощения, но я не знал Рипальди. Во время поездки я на него внимания не обращал – не было причины. Я вообще не общался ни с кем из пассажиров, кроме своего брата и графини.

– Но кто-нибудь другой наверняка увидел бы подмену, – растерянно продолжил судья. – Одно это опровергает ваше предположение, мсье генерал.

– Я основываюсь на фактах, а не на предположениях, – непоколебимо возразил сэр Чарльз. – И уверен, что прав.

– Но, если это не Рипальди, то кто это? Кому могло прийти в голову обрядиться в его одежду и изображать его, да еще делать записи в его дневнике вместо него?

– Тому, кто хочет отвести подозрение от себя на других…

– Постойте… Разве он сам не признался открыто в том, что виноват?