Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города: 1917-1991

Новый ритуал детализировался. В 1960‐х годах во Дворцах бракосочетаний не разрешали регистрировать второй брак, не говоря уже о последующих. В советском городском культурно-бытовом пространстве шло, по сути дела, восстановление патриархально-православных традиций. Однако властные и идеологические структуры, как и в 1920‐е, стремились наполнить старые формы новым содержанием: молодоженов часто напутствовали не только работники системы ЗАГСов, но секретари районных партийных организаций337. Помещения ЗАГСов обязательно украшали портреты и скульптурные изображения советских политических лидеров. Разбирая семейный архив, я нашла и фотоальбом своей собственной свадьбы в 1971 году. Невольно вспомнила весь ритуал бракосочетания свидетелей, кольца, мендельсоновский марш. Разглядела и всю нелепость происходившего. Над моей головой, увенчанной фатою, возвышался бюст Ленина!

Выходя замуж во второй раз, я настояла на том, чтобы просто расписаться в ЗАГСе без свидетелей и прочей кутерьмы. Нашу пару назвали «неритуальной».

Свадьба. 1971. Личный архив Н. Б. Лебиной

Новая парадность бракосочетания, необходимость подготовки специальных нарядов и покупки колец вынуждали госструктуры, перед которыми встала задача формирования новой обрядности, налаживать централизованную торговлю «свадебными» товарами. В конце февраля 1961 года решение об открытии салона для новобрачных приняли власти Ленинграда. Летом новый магазин с поэтическим названием «Весна» уже обслуживал посетителей. Но попасть сюда можно было только по талонам, которые выдавали в районных ЗАГСах и Дворцах бракосочетания при подаче заявления о желании вступить в брак. Будущим молодоженам предоставлялась возможность купить не только свадебные наряды и обручальные кольца, но и многие вещи, отсутствующие в свободной продаже. Одновременно возникла и мошенническая бытовая практика. Люди подавали заявление на регистрацию лишь для того, чтобы получить талоны в «Весну» и приобрести какой-нибудь «дефицит». До свадьбы дело не доходило. Первые салоны для новобрачных в Москве открылись лишь в 1962 году в рамках реализации постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР от 10 августа 1962 года «О дальнейшем улучшении бытового обслуживания населения». В нем говорилось о том, что необходимо включить помощь в организации свадеб в систему хозяйственных услуг. В середине 1960‐х годов появились и специализированные отделы для обслуживания молодоженов в продуктовых магазинах, где можно было приобрести алкоголь и закуски для свадебного стола по тем же талонам ЗАГСов. Первый такой отдел открылся в 1963 году в ленинградском магазине «Стрела». В 1970–1980‐х годах товары и продукты для новобрачных в Москве стала предоставлять специальная фирма «Весна», а фирма «Заря» оказывала услуги по организации залов для свадеб, проката посуды и т. д.338

Свадьба выходила из сферы сугубо приватного, как это было в период большевистского эксперимента 1920‐х годов и, как ни парадоксально, в 1930‐х – начале 1950‐х годов. Однако нарочитая публичность обрядов перехода не вызывала отторжения у населения. Лояльное отношение большинства к явно навязываемым сверху практикам быта объяснялось желанием внести изменения в закостенелую советскую ритуалистику. Формализованная пышность свадебных хлопот становилась традиционной практикой городских жителей. Спровоцированный властью перенос свадьбы в публичное пространство города породил заботу о приобретении обручальных колец, так как в риторике брачного ритуала в ЗАГСах и в первую очередь во Дворцах бракосочетания обязательно присутствовала фраза: «А теперь в знак любви и верности обменяйтесь кольцами». Сначала обряд с кольцами казался странным. Мемуаристка Эрлена Лурье писала о событиях 1959 года: «Устраивать свадьбу нам не хотелось, тем более что самые близкие друзья отсутствовали, а свадебная атрибутика меня абсолютно не интересовала – я отказалась даже от обручального кольца: „Колец не ношу“»339. Но уже в середине 1960‐х многие воспринимали обручальные кольца почти как данность, не приписывая им связи с религиозными обрядами, но все же на подсознательном уровне ощущая некую магию, скрытую в этих ювелирных изделиях. Андрей Битов посвятил обручальному кольцу своей возлюбленной целую историю в романе «Пушкинский дом», полагая, что «как символ она чрезвычайно характерна». «История эта, – писал автор, – действительно о кольце, о самом обыкновенном (курсив мой. – Н. Л.) обручальном кольце, о круглом дутом колечке»340.