Пассажиры разума (СИ)

Там, на Земле, утомленный многочасовой пешей прогулкой с прибором, присаживался прямо на травку, пень или поваленное дерево и наслаждался видом заходящего солнца. День умирал, но от этого мне не становилось грустно. Напротив, с трепетом в груди, я восхищался: ведь завтра случится не менее яркое рождение нового дня! Уж, если смерть и возрождение стали ассоциироваться у меня с закатом, то поиски «спящей» баронессы Анастари я решил начать за западной дверью.

Мысленно проследив пройденный по замку путь, я  определился с направлением и толкнул плечом дверь. Она не поддалась. Неужели заперта?! Потянул на себя и, скрипнув, она приоткрылась, сев на потемневший от времени деревянный короб. Оказалось, достаточно для того, чтобы протиснуться за нее.

Я оказался в просторном помещении, в полутьме: стрельчатые окна, застекленные разноцветными стеклами, покрылись пылью и почти не пропускали свет. Резкий запах мышиного помета, кожи и прелой бумаги ударил в ноздри. Массивный стол в центре кабинета, заставленного шкафами с книгами, был завален листами пергамента и кожаными свитками. За тяжелым креслом, приставленным к королю мебели вроде слуги, чернело чрево камина. На закопченных камнях портала кто-то сделал надписи на незнакомом мне языке. Были там и рисунки... В этих граффити сам Сальвадоре Дали смог бы почерпнуть вдохновение. Рассматривая изображения странных механизмов и препарированные человеческие тела на них, я готов был поклясться, что известный на Земле сюрреалист тоже видел это... Какая мерзость!

   Не стану читатель мучить тебя подробностями, ведь и Дали на закате своего творчества обратился к религии. А между тем размышления и воспоминания о его творчестве вызвали в памяти историю о том, как автор композиции «Танец с саблями» композитор Хачатурян явился во дворец великого художника, конечно же, по его приглашению. Арама Ильича слуга Дали отвел в зал, с накрытым к обеду столом и, уходя, запер двери, что, безусловно, немного смутило маэстро.

Он ждал художника час, может, немного больше. От скуки пробовал вино и еду. И, наконец, ему захотелось отлить. Но куда?! Хачатурян постучал в закрытые двери и совсем отчаявшись, пристроился пожурчать над вазой династии Цинь, стоящей в углу залы. И тут зазвучала музыка -  его «Танец с саблями»!

Распахнулись двери, и появился обнаженный Сальвадоре. Размахивая настоящей саблей, с метлой между ног, вроде, как на коне, он проскакал перед композитором, орошающим вазу. Дали, сделав круг почета вокруг стола и удалился. Вошел его слуга и объявил аудиенцию законченной.

   Насколько эта история правдива, я не возьмусь утверждать, но в тот момент и я остро нуждался в вазе династии Цинь. Отлить в камин мне показалось верным решением. Намериваясь совершить акт вандализма, оперся рукой о гранитную полку, услышал где-то в стене щелчок, и только натренированная реакция помогла мне избежать столкновения с провернувшимся на сто восемьдесят градусов каминным порталом. За ним я увидел узкую винтовую лестницу и почувствовал запах машинного масла и лекарств.

   Грязная паутина, свисающая с потолка и стен, таки прилипла к белоснежной рубашке, подаренной нинча. Я достал меч, и снял им покрытые пылью нити, освобождая проход. На какое-то время замер, прислушиваясь к странному тиканью внизу. Внезапно вспыхнул свет. Рефлексивно закрыв глаза, тут же вздрогнул от внезапно завывшей сирены. Уже с двумя мечами в руках, ослепленный, я был готов сразиться с кем угодно и, увидев, наконец, монстра перед собой, едва не зарубил ту, кого намеривался спасти.

   Стефани Анастари была подвешена над каменной чашей, куда сливался тоненький ручеек какой-то жидкости, увлажняющей ее кожу. Маслянистая влага небольшими порциями подавалась из трубок, нацеленных на разные участки вибрирующего под импульсами тока тела. Сотни проводков тянулись от агрегата, стоящего у стены, и крепились на Стефани иголками, введенными под кожу. Я понимал, что сделано это было не для того, чтобы мучить ее, но перекошенное лицо баронессы и волны судорог, сотрясающие синюшную кожу, вставленная в рот какая-то фигня, отросшие до полуметра ногти на руках и ногах вызвали рвотный рефлекс.

   Из потолка вдруг появилось щупальце. Словно змея в стальной чешуе, оно с чмоком выдернуло изо рта Стефани загубник. А когда девушка упала на пол, манипулятор принялся методично извлекать из ее кожи иголки.

Трубки последний раз изрыгнули смазку, и тело «спящей» полностью опустилось в чашу. Девушка открыла глаза. Поначалу в ее взгляде не было ничего. Пусто, почти, как у нинча. Вскоре она сама освободилась от ремней и попыталась подняться. Я должен был ей помочь, но не смог. Сам едва стоял на ногах, корчился, подавляя рвотные спазмы в желудке.