PASSIONARIUM

А могло бы быть иначе? Конечно! Своевременная помощь Ганнибалу означала разрушение Рима, освобождение самнитов и цизальпинских галлов, остановку гиперболизованной, искусственной урбанизации и, следовательно, сохранение буковых и дубовых лесов на Апеннинах, виноградников вокруг Капуи и Тарента, этрусских городков в долине Арно. Были бы на долгое время спасены богатства Галлии и сокровища искусства Эллады, но не было бы ни Аппиевой дороги, ни терм Каракаллы, ни латинского языка в школах эпох грядущих. Однако развитие производственных отношений шло бы и в этой ситуации своим путем. На место изживающего себя античного рабовладения пришел бы феодализм, пусть чуть раньше или позже. Пассионарные подъемы и спады не влияют на социальное развитие человечества, если понимать под последним смену общественно-экономических формаций. Да и как может эмоция изменять что-либо в стихии сознания – разума? И сейчас мы увидим, почему это так.

26. Затухание пассионарности

Вспышка и пепел

Теперь можно сказать, что «пусковой момент» этногенеза – это внезапное появление в популяции некоторого числа пассионариев и субпассионариев; фаза подъема – быстрое увеличение числа пассионарных особей в результате либо размножения, либо инкорпорации; акматическая фаза – максимум числа пассионариев; фаза надлома – это резкое уменьшение их числа и вытеснение их субпассионариями; инерционная фаза – медленное уменьшение числа пассионарных особей; фаза обскурации – почти полная замена пассионариев субпассионариями, которые в силу особенностей своего склада либо губят этнос целиком, либо не успевают погубить его до вторжения иноплеменников извне. Во втором случае остается реликт, состоящий из гармоничных особей и входящий в биоценоз населяемого им региона как верхнее, завершающее звено.

Эту внутриэтническую эволюцию проделали все этносы, которых мы считаем примитивными только потому, что их незаписанная история тонет во мгле веков. Но ту же картину мы наблюдаем в истории, причем особенно четко это просматривается на субэтнических целостностях, например на сибирских казаках.

В XIV в. потомки обрусевших хазар сменили русское название «бродники» на тюркское «казаки». В XV–XVI вв. они стали грозой степных ногаев и, перенеся войну в Сибирь, добили их последнего хана Кучума. Получив подкрепление от московского правительства, они за один век прошли Сибирь до Тихого океана. Нуждаясь в пополнении, они охотно принимали в свои отряды великороссов, но всегда отличали их от себя. Всех вместе их принято называть землепроходцами.

Русские землепроходцы XVII в. были люди строптивые, крутые, неуступчивые. Они не боялись ни начальства, ни суровой северной природы. С 1632 г., когда сотник Петр Бекетов основал зимовье на Лене, до 1650., т. е. до Анадырского похода казака Семена Моторы, они прошли весь северо-восток Сибири и добыли соболиного ясака на суммы не меньшие, чем давало конкистадорам американское золото. «Казаки-завоеватели были людьми неукротимой храбрости и стихийной инициативы. Они объясачивали племя за племенем, а порою выходили в Ледовитое море на кочах, сшитых из грубо отесанных досок древесными корнями, как бы предназначенных для кораблекрушения. Но уже в конце XVII в. их характер стал изменяться и вместо походов появились отписки: „Суда наши слабы, и паруса малы. А делать большие суда, как в прежнее время, мы не умеем”. В XVIII в. русское население северной Сибири как бы кристаллизуется. Инициатива и активность исчезают бесследно, и самая храбрость заменяется робостью» [30, с. 20–21]. Наконец, в XIX в. потомки казаков потерпели поражение от чукчей и стали государственными крепостными, бесправными рабами каждого чиновника, отправленного на север с юга в наказание за проступки по должности. Поскольку так же и в те же хронологические сроки утратили пассионарность потомки испанских конкистадоров, французских колонистов в Канаде (за исключением той части, которая смешалась с индейцами), португальских и арабских купцов в бассейне Индийского океана, а в прошлые эпохи та же судьба постигла потомков викингов и эллинов, то можно считать описанный процесс закономерным. Растраченная энергия пассионарности оставляет на месте своей вспышки пепел сначала горячий, потом холодный и сырой.

Казалось бы, алчность конкистадоров, гордость Александра Македонского, тщеславие Суллы и страстная убежденность Гуса – это явления, не похожие друг на друга. Внешне это так, но подоснова у них и множества им подобных одна – пассионарность, и вот почему. Во всех приведенных примерах подчеркивалось, что признак пассионарности, или импульса к исключительной активности, был характерен для популяции, а не только для персоны. На отдельных личностях мы сосредоточили внимание с целью композиционной – чтобы наиболее выпукло обрисовать сам признак. В действительности процессы более сложны, хотя и не до такой степени, чтобы их было трудно анализировать, применив систему и последовательно ее соблюдая.