Этот императив является естественной реакцией на те кровавые излишества, на те ужасы, которые люди пережили в предыдущую эпоху, поэтому он встречает большое одобрение основной массы населения: подавляющее большинство предпочитает любую регламентацию, позволяющую надеяться на защиту от произвола сильных, поэтому отличительной чертой инерции является сокращение активного пассионарного элемента и полное довольство эмоционально пассивного и трудолюбивого обывателя. Склад обывателя встречается во всех стадиях развития этноса, но на ранних стадиях он подавляется рыцарями или индивидуалистами, а здесь его лелеют, ибо он никуда не лезет, ничего не добивается и готов чтить господ, лишь бы они его оставили в покое.
И вот эту-то фазу этногенеза мы будем называть «осенью», причем «золотой» в отличие от последующей дождливой и сумрачной. В эту осень собирают плоды, накапливают богатства, наслаждаются покоем, нарушаемым только внешними войнами, расширяют территории своих государств и терпят, пусть нехотя, великих мыслителей, художников, писателей и даже иногда не дают им умереть с голоду. Транжирится только пассионарность. Но кто на это обращает внимание!
Но если с гармоничными людьми дело обстоит просто, то факт снижения пассионарности в мирное тихое время способен вызвать удивление: «Как же так? Войны-то нет!» Попробуем разобраться.
Издержки расцвета
Как правило, во время войны пассионарии не успевают завести семью, но они все-таки оставляют незаконных детей, которые, собственно, и поддерживают систему на довольно высоком уровне пассионарности. И наоборот, в мирное время комплиментарность меняет свой знак. Если женщины во время войны ценят героев, а герои часто гибнут, то в спокойные эпохи они ценят положительных, основательных людей, которые способны обеспечить их и потомство.
Вспомните хотя бы «Горе от ума», уж на что яснее: в Софью влюблен пассионарий Чацкий, но она предпочитает субпассионария Молчалина. Почему? А он ей больше нравится, и она совершенно искренна. Она убеждена, что именно этот добросовестный чиновник, который, бесспорно, себе сделает не особенно шикарную, но вполне достаточную карьеру в Москве, даст ей спокойную жизнь и обеспечит ее детей. Этот пример очень характерен. Такую, и хорошо если не худшую, реакцию встречает в это время яркая индивидуальность.
Например, французский историк Г. Буассье написал прекрасную книжку «Оппозиция времен римских цезарей» (это ее французское название) [24], где он показывает, что в Римской империи в эпоху самых жестоких цезарей подавляющая масса населения была довольна. Все у них было, и пища в изобилии, потому что не было техники и труд не шел на изготовление машин, а шел по преимуществу на изготовление пищевых продуктов. Они ели так вкусно, как у нас не едят миллионеры. Дома у них были исключительно удобные, потому что опять-таки без особых фокусов с водопроводами, телевизорами и всякими газами. Они имели атриум, бани, бассейн, жили в прекрасном климате, могли купаться в море. У них не было дорогостоящего мыловаренного производства, зато они натирались естественными маслами и потом смывали их – это лучше мыла действовало: укрепляло кожу [116, с. 144–160].
Если они никуда не вылезали, ни к чему особенному не стремились и не лезли в Рим (где действительно было очень плохо, ибо в столице все очень обижали друг друга), а жили в провинции, так никто их не трогал. Римская империя буквально набухала сытостью[123]
, и тем не менее в эту эпоху все историки, и римские и поздние, отмечают исключительную жестокость, исключительное зверство, которые касались очень небольшого слоя пассионарных людей и тех, кто был с ними связан. И даже не класса какого-нибудь, нет, можно было быть сенатором, римским патрицием, но если ты живешь у себя на вилле, то тебя, пока у государства не будет нужды в деньгах, не тронут. Почему в деньгах? Потому что каждая казнь вела за собой конфискацию имущества. И когда нечем было платить легионам[124], то тогда сразу оказывалось огромное количество богатых преступников. А если человек в среднем достатке живет, живи себе на здоровье. Вот те, которые лезли в Рим и не могли удержаться от того, чтобы не принять участия в политике, в играх, в ухаживании за дамами (а это тоже было предметом спорным в Риме), – те бросались в глаза, и их, конечно, казнили. Казнили исключительно нехорошо. Подробности можно найти у Светония в «Жизнеописании двенадцати цезарей» [122, с. 409–520].Но энергичные римляне, несогласные с мнением цезаря или недостаточно осторожные в выборе друзей и подруг, были далеко не единственным объектом преследования.