Конечно же, наделенный природным умом, Александр разгадывал несложную интригу Аракчеева, видел его игру. «Что теперь будет, – предвидел; хотя по давнему опыту мог знать, что ничего не будет, но при каждой ссоре боялся, что Аракчеев уйдет от него, – и он пропал».
Многое их связывало… И то, что в день восшествия на престол император Павел в Зимнем дворце, рядом с комнатой, где умирала Екатерина, соединил руки Александра и Аракчеева, сказав: «Будьте вечными друзьями». И убийство Павла, в котором Александр чувствовал свою косвенную вину, лишь укрепило это рукопожатие, ибо тем ревностнее хотелось Александру выполнить хоть это завещание отца, стиль правления которого в целом был ему чужд…
И «рубашечку» вспоминают Александр и Аракчеев на страницах романа Д. С. Мережковского: однажды прискакавший из Гатчины под проливным дождем на фельдъегерской тележке Аракчеев должен был переменить белье, Александр дал ему свою рубашку, и тот завещал себя в ней похоронить.
Неужто не видел Александр банальности Аракчеева, негосударственности его, противоречившей той политике реформ, которую собирался с первых лет царствования проводить государь? Что-то видел, что-то представлялось ему, возможно, в искаженном свете, как те же военные аракчеевские поселения, которые тот ему демонстрировал. Д. С. Мережковский необычайно красочно описывает своего рода экскурсию государя по такому поселению. К слову сказать, писатель точно подметил и тот факт, что дезинформирован и дезориентирован относительно этих поселений был не один Александр, но и такой его соратник по реформам, как Сперанский, сочинивший даже книгу «О выгодах и пользах военных поселений», и такой умница, как Карамзин, полагавший, что «оные суть одно из важнейших учреждений нынешнего славного для России царствования».
Сохранили восторженные воспоминания от посещения поселений и многие гости России из иностранных держав. Верил и их словам и мнениям, и своим глазам государь. А жалобы на Аракчеева относил к проявлениям обычной человеческой неблагодарности к благодетелям…
Что же видел действительно во время посещения поселений император? Отличные дороги, от которых ключи хранились у сторожа, а рядом проходили грязные и ухабистые, непролазные истинные российские дороги. Но их-то Александру не показывали! Видел одинаковые, но чистые и аккуратные домики с палисадниками. Видел чистых, одинаково подстриженных мужиков, расписанных по ротам, одетых в мундиры, в которых, под бой барабанов, выходят они пахать. Видел детей, обмундированных с шестилетнего возраста, и читал донесения Аракчеева о том, как это детям нравится. Заглядывал в дома крестьянские – в них чисто и единообразно – одинаковая мебель, занавески, расположение комнат. Читал правила и циркуляры – когда открывать форточки, кормить младенцев, мести комнаты, топить печи. Узнавал о нововведении Аракчеева: совершать браки не по любви, а по жребию. Понравилось государю и питание крестьян: жареные поросята, жирные щи и каша.
Не знал он, правда, что поросенка носят из избы в избу по ходу продвижения императора со свитой (один из придворных, оставивших о сём мемуар, подшутил, заподозрив спектакль, отрезал ухо поросёнку, потом и встречал одноухого в других избах). Видел государь прекрасные больницы и не видел при этом, как мрут вокруг крестьяне от всевозможных болезней. Видел пол паркетный, но не знал, что, боясь его испортить, больные прыгают с постелей прямо в окна. Видел, как мужики мостят аллеи, но не видел, как в это время на поле рожь осыпается. Видел печные заслонки с амурами, но не знал, что топить те печи нечем. Видел, что кабаки закрыты, но не знал, что всё ровно все пьют по-черному, а кто не пьет – сходит с ума.
«Спаси, государь, крещеный народ от Аракчеева!» – мысленно кричали крестьяне. Однако государь их не слышал. Или не хотел слышать. Ему так хотелось увидеть зримое, наглядное воплощение задуманных им в юности реформ, цель которых – сделать людей счастливыми. Аракчеев предложил ему сказку, блеф, миф. И Александр поверил. Ибо очень хотел поверить в правильность своей государственной политики.
А то, как производится столь понравившаяся ему одинаковость, равные условия жизни для каждого представителя народа, он не знал. Не знал, что солдаты сносят целые селения, разрушают церкви, срывают кладбища, стаскивают с могил воющих старух…
Полноте, ту ли эпоху описывает Д. С. Мережковский? Того ли царя – реформатора, свободолюбца?
Противоречива и неподвластна логическому раскладу наша история. Мы чаще всего ограничиваемся полуправдой. А правда каждый раз оказывается неожиданной и непривычной.