Пассионарная Россия

Господствующей, официальной, единственной, по сути дела, концепцией, проводимой в научных трудах и литературных произведениях, остается та, согласно которой опричнина – явление исключительно прогрессивное, а Иван Грозный – «верно понимал интересы и нужды своего народа» (В. Бахрушин).

После справедливой критики этой концепции в 1956 г. началась интенсивная разработка проблем политической истории России XVI в., сопровождавшаяся пересмотром традиционных представлений. Появился ряд работ, которые при всей их несхожести и спорности в целом отмечены стремлением к переосмыслению проблемы боярства и его роли в русской истории, в политической борьбе, к переоценке смысла и направленности опричных мероприятий. Это работы Д. Н. Алшица, С. Б. Веселовского, А. А. Зимина, В. Б. Кобрина, H. Е. Носова, Р. С. Скрынникова, С. О. Шмидта. Уже рассмотренные нами ранее или только упомянутые, они, при всей их несхожести, отличаются глубиной и убедительностью рассмотрения зачастую дискуссионного материала.

Если же читатель захочет (или будет вынужден) ограничить свой круг чтения, хотелось бы в контексте разговора («образ», «портрет» Грозного) рекомендовать две наиболее глубокие, обстоятельные и доказательные работы при всей их несхожести и даже концептуальной противоположности, а может быть, именно в силу этого. Речь идет об уже упомянутых выше книгах современных ученых Р. Г. Скрынникова «Иван Грозный» и В. Б. Кобрина «Иван Грозный».

Оба автора показывают становление личности Ивана Васильевича, характеризуют реформы Избранной рады и сущность опричнины, обстоятельно рассматривают причудливые зигзаги внутренней и внешней политики Грозного. Может быть, более, чем другим авторам, этим исследователям удалось вычленить, реконструировать (подобно скульптору-антропологу M. М. Герасимову) и облик, образ грозного царя – по письмам, поступкам, отношению к другим людям, методам решения государственных задач. Через поступки, в кругу людей и показан в этих книгах Иван Грозный.

При рекомендации читателю нескольких книг (тем более – двух) по одной теме принято подчеркивать, чем они отличаются. Здесь хотелось бы отойти от канона и показать также, чем они близки: они оставляют ощущение научной добросовестности и доказательности, отличаются обстоятельным анализом большого круга источников и терпимостью к другим концепциям. И еще – эти книги написаны литературно одаренными популяризаторами исторических знаний, они в большей степени, чем сочинения талантливых историков старшего поколения (С. Б. Веселовского или А. А. Зимина), обращены к массовой аудитории. Если же говорить об отличиях метода написания исторического сочинения (речь не о «технологии»: Р. Скрынников анализирует архивные материалы и «за столом» воссоздает историческое полотно; В. Кобрин вводит промежуточную ступень – он читает цикл лекций, курс или спецкурс, записывает его, правит, редактирует и – рождается рукопись книги), то предоставим слово В. Кобрину:

«С Русланом Григорьевичем мы постоянные оппоненты. Главное, что нас разделяет, – это методика исторического исследования, разное понимание степени зависимости историка от исторического источника. Мне представляется, что Р. Г. Скрынников слишком часто, выдвигая ту или иную гипотезу, не предупреждает читателя о гипотетичности своего построения, порой не разбирает аргументацию авторов, придерживающихся иных, чем Р. Г. Скрынников, взглядов. По моему мнению, в науке спорят не тезисы, а аргументы, а потому нельзя считать доказанной новую точку зрения, пока не опровергнуты выдвигавшиеся раньше. Если же говорить о разнице во взглядах на Ивана Грозного, то я не могу, например, согласиться со стремлением профессора Р. Г. Скрынникова уравновесить «достижениями» рассказ о преступлениях царя Ивана. По-разному мы смотрим на итоги опричнины. Я, в отличие от моего оппонента, не вижу в ней «крушения княжеско-боярского землевладения». Подробнее обо всем этом я писал в своей книге «Власть и собственность в средневековой России».