— Ты что тут в темноте делаешь, мама? — прозвучал за спиной обеспокоенный голос Яны, и зажжённый свет на пару секунд ослепил Диану.
Она не успела ничего сделать, как дочка уже разжала её слабый кулачок, забрав зуб.
— Ой, мамочки… — испуганно выдохнула Яна. — У тебя зубы стали выпадать? Я и не думала, что от химии такое бывает! Это какой зуб выпал? Ну-ка открой рот, покажи мне.
Диану усадили обратно на стул, не слушая её возражений, бесцеремонно залезли в рот.
— Погоди. У тебя все зубы на месте.
— Это не мой.
— А чей же? — ещё больше удивилась Яна, опустившись за стол напротив мамы и не переставая перекатывать между пальцами жёлтый зуб.
Диана прикрыла глаза, осознавая, что в таком плохом состоянии не сможет выдумать что-то достоверное и солгать дочери. И она сдалась, покорно рассказав и о письме, и о зубе.
— Мама, так ведь это же замечательно! — чуть ли не задохнулась от восторга Яна, и её широко распахнутые глаза упоённо блестели за толстыми линзами очков. — Это то, о чём говорили в больнице! Приглашение опробовать экспериментальное лекарство!
— И тебя ничуточку не смущает мой рассказ? — опешила Диана, облизывая пересохшие губы.
— А должен?
— Если это приглашение, то почему бы не прислать обычную визитку с адресом? Зачем они положили в письмо чей-то зуб? И как он двигается?!
Диана отобрала у дочери вышеназванную вещицу и положила себе на ладонь. Не теряя времени, зуб пополз к краю. Яна сглотнула, но страха или удивления не выказала, лишь заговорила увереннее:
— Их странные методы связи меня не волнуют. Меня волнует только, могут ли они дать тебе лекарство или нет. Всё.
— Ты, что же это, предлагаешь с ними связаться?! Да ведь это такой риск…
— Плевать, — резко ответила Яна, мотнув головой. — Если они поставят тебя на ноги, остальное будет уже неважно.
— Я сразу говорю, что я против, — упорствовала Диана.
— Значит, я поведу тебя туда силой, против твоей воли.
Яна подняла на мать взгляд, тяжёлый и суровый, в котором читалось неверие в компромиссы и такая дикая безудержная надежда, что у Дианы не нашлось слов.
— Собирайся.
— Мы что, пойдём прямо сейчас, на ночь глядя? — испуганно прошептала мать.
— А разве у тебя осталось лишнее время, чтобы тратить его на ожидание утра?
Дом они покинули в тревожном молчании. Яна поддерживала маму под свободную руку и то и дело поглядывала на гнилой зуб, который медленно ползал по ладони Дианы, указывая направление. В чужой руке, кроме Дианиной, работать он напрочь отказывался, мгновенно теряя все свойства.
Шёл одиннадцатый час ночи, на улицах было малолюдно, и даже автомобили, казалось, старались ездить потише, крадучись передвигаясь в полумраке. Яне так не терпелось добраться до тайного места, что она буквально тащила мать под локоть, не замечая, как делает ей больно. Но Диана стойко терпела, смирившись с судьбой. Похоже, она давно уже не распоряжалась собственной жизнью, но почему-то до сего дня этого упорно не замечала.
Бесшумно елозя по ладони, как жук с желтоватым хитиновым панцирем, зуб вёл мать с дочерью тёмными неосвещёнными улочками мимо спящих домов. Когда впереди показался знакомый забор онкологического диспансера, Диана даже не удивилась. А поскольку зуб продолжал подрагивать, Яна быстро протолкнула исхудавшую мать через узкую дыру в ограде, и сама ловко перемахнула через верх, будто всю жизнь занималась прыжками в высоту.
— Ну, и куда тут дальше? — быстро оглядевшись, поинтересовалась дочка, а Диана лишь передёрнула плечами, опираясь на палку.
В ночи окна онкодиспансера горели холодным приглушённым светом. Здание, словно затаившийся старый зверь с мудрым взором, пряталось в тени и терпеливо дожидалось своих гостей. Там, внутри, изнемогали от боли и отчаяния десятки больных, которых оно уже приютило. Они стонали на жёстких койках, забыв о сне, поглаживали шишки вздувшихся лимфоузлов и мечтали о конце. И здание обещало подарить им его, такой желанный и долгожданный конец.
Диану сжала в тиски небывалая тоска. Она знала, что её место было там, вместе с остальными, с теми, кто шёл к вечному покою через тернистый путь страданий. Но Яна настойчиво тащила её прочь от тусклого будто внеземного света, в жерло ночи, в пелену абсолютного мрака, где, как ей думалось, скрывалось спасение.
Зуб замер в тот миг, когда узкая заросшая бурьяном тропа вывела женщин к заброшенному корпусу в дальнем углу обширной территории больницы. Некогда крепкое здание давно превратилось в руины: окна были забиты досками, на крыше прорастали берёзы, и крошево кирпича под ногами отзывалось в ночи громким хрустом, словно землю устилали хрупкие кости.
Яна подсвечивала себе путь фонариком на телефоне. Он-то и высветил рваный пролом в стене, за которым простиралась густая тьма, лениво плескавшаяся в своих границах. Сюда явно нечасто захаживали люди, разве что какие-то подростки-вандалы, разрисовавшие стены граффити и оставившие под окнами целую гору смятых жестяных банок.