Пасть

— В природе всё функционально, — назидательно заявил Эскулап. — Волк — санитар леса, а ликантроп — санитар социума. Посмотри — первые жертвы явно асоциальные типы, те же бродяги, бомжи и их… — Заметил, что Капитан его не слышит, уставившись в одну точку, и сменил тему неожиданно и резко: — А не прогуляться ли нам, Капитан?! Развеяться, а?! Сегодня по блоку Аня дежурит, девчонка свойская. И у автоклавов кто-то остаться из лаборанток должен… Капита-а-а-н! Ну, Капитан, подтянитесь…

Капитан изображал самую последнюю степень опьянения, и особых усилий ему не требовалось — отстранение наблюдал, как Эскулап хлопочет, пытаясь оторвать его от стула.

Внезапно пришло понимание сути финала разговора, дикое алкогольное озарение: да он сам из них! Точно! Ещё полгода назад сетовали они с Доктором, что им некому пересадить вилочковую железу объекта, каких-то великих результатов они ждали от такого опыта. Не иначе как сам Эскулап ударился на подвижнический путь и теперь таскает внутри себя кусок ликантропической требухи… Оттого и спиртяга его не берёт… Оттого и мысли такие… Тоже решил человечество облагодетельствовать…

И Капитан продемонстрировал полную отключку, продолжая исподволь наблюдать: что ещё сделает Эскулап?

A тот, оставив бесплодные попытки вернуть Капитана к активной жизнедеятельности, легко подхватил его могучими руками, перенёс на кушетку, прикрыл извлечённым откуда-то покрывалом… Вышел и отправился по коридору, судя по направлению шагов, тяжёлых, но уверенных, — действительно в дежурку, пообщаться с Аней, свойской девчонкой…

Капитан приподнялся, достал из кармана диктофон, выключил — завтра, на трезвую голову, послушаем ещё раз всё его словоблудие — и заснул.

Во сне он крохотным муравьём бродил среди выросших до неба папоротников, а мимо с треском проламывалась, порхала, прыгала и с аппетитным чавканьем пожирала кого-то воспрянувшая от спячки биосфера… А Капитан знал, прекрасно знал в этом сне рецепт спасения рода человеческого — простой до гениальности, без превращения в косматых монстров — и искал, искал Эскулапа, спеша рассказать и поделиться, но того нигде не было. А к утру блестящая идея исчезла, испарилась, растаяла лёгким облачком…

Глава VIII

Ночь давила. Давила на все органы чувств. Темнотой — на расширенные зрачки старика, звуками — на чутко вслушивающиеся уши.

Когда Говорят, что ночь «безмолвна», не верьте. Ночь полна звуков, иногда тихих, иногда громких — но всегда тревожных. Это не просто журчит ручеёк — нет, его голос совсем не тот, что в солнечный полдень, — там всплёскивает вода под чьей-то осторожной ногой. Или лапой. И не просто треснул сам собой сухой сучок, остывая от дневного зноя, — невидимый гость вышел на берег, он всё ближе и ближе…

Старик поёживался от ночной прохлады и от обманчивых ночных звуков. Природу их он определял почти безошибочно — и всё равно не мог избавиться от неприятного впечатления.

Тягучий, похожий на скрип крик коростеля — совершенно безобидной птицы, не знающей покоя и ночью, казался особенно зловещим — точь-в-точь кто-то точит огромный зазубренный ржавый нож. Точит именно на тебя. Коростели так привлекают самок, подумал старик. Странные, однако, вкусы у их подружек. Улыбнулся собственной шутке, тут же вспомнил жену — нахмурился. Ночь обещала выдаться лунной — и обманула. Откуда-то наползли исподволь тучи, скрыв почти полную луну, и только на востоке сверкали несколько звёзд нa небольшом участке чистого неба. Тёмные пятна кустиков там, у воронки, зажили загадочной псевдожизнью.

От долгого и непрерывного впитывания казалось, что они перемещаются — медленно-медленно ползут, бесшумно подкрадываясь… Стоило ненадолго отвлечься, потом вернуть взгляд — и чернеющие силуэты оказывались совсем на других местах.

Старик прекрасно знал все фокусы ночного зрения, хорошо знакомые любому дозорному, — но легче от этого не было.

…Никто не пришёл. Никто не пожелал возобновить давешнюю трапезу. Светало. Надо было слезать, надо было идти домой, но просидевший почти неподвижно пять с половиной часов старик медлил, надеясь на совсем уже призрачный шанс.

Он не признавал поражений.

Даже теперь, когда близилось, когда стучалось в окно, отзываясь болью в груди, самое последнее поражение, неизбежное и окончательное, — не признавал.

Доклад Марченко — Чернорецкого (уцелевший фрагмент)

…в исследованных 247 устных и письменных сообщениях случаев активной ликантропии у женщин не выявлено (за исключением бродячего сказочнрго сюжета о свекрови-волчице, см. Приложение 7 п.п. 118–123), что позволяет с большой долей вероятности предположить факт лишь передачи женщинами дремлющего W-гена по наследству.

4.13. Гипотезу о стрессах, порождённых экстремальными ситуациями и вызывающих активизацию W-гена, подтверждает записанный в 1974 году рассказ Сузыкина Б.И., ветерана ВОВ, кавалера ордена Славы.