Пастер

— Ну, дорогой коллега, а я докажу вам, что можно и курицу заразить сибирской язвой, если быть так хорошо знакомым с ее возбудителем и знать все его повадки, как я. Теперь уж я привезу вам в Альфоре курицу, умирающую от сибирской язвы…

Академики, стоявшие возле, пожимали плечами: все это смахивало на анекдот. Разойдясь, они забыли о разговоре. Но Пастер помнил.

Придя в лабораторию, Пастер в отличном настроении, в каком его давно уже не видели близкие, вдруг заявил:

— Надо купить трех куриц и заразить их «сибиркой»…

И рассказал о разговоре в Академии медицины. Помощники и ученики Пастера умели работать как звери, месяцами забывая о веселье и личной жизни. Но они умели и веселиться, если представлялась возможность. Они искренне хохотали, когда Пастер передавал им свой разговор с Коленом в присутствии маститых академиков. Но сразу же посерьезнели, когда он заявил, что курица должна заболеть сибирской язвой.

— Как же, — попробовал возразить кто-то из сотрудников, — ведь мы же все знаем, что куры действительно абсолютно не склонны ею болеть!

— А мы им скомандуем, и они заболеют, — живо отрезал Пастер, — разве мы не командуем нашими микробами, как хотим? Разве мы не знаем все их повадки? Разве мы не понимаем, в чем тут дело?

Никто, признаться, этого не понимал. Но Пастер не стал томить их неизвестностью — он тут же объяснил, что, по-видимому, все дело в температуре тела курицы.

Догадка была гениально проста: температура птицы 42–43 градуса, а овец, коров, лошадей и других животных, которые болеют и умирают от сибирской язвы, — 36–38. И эта ничтожная разница в несколько градусов для развития микроба могла играть решающую роль.

Лаборатория на улице д'Юльм чего только не перевидала — и длинногорлые колбы с лебедиными шеями, и батареи бутылок с вином, и виноградные лозы, завернутые в вату, и решета с шелковичными червями. Сейчас лаборатория превратилась в курятник. Куры кудахтали, правда, не очень решительно — обстановка не внушала им доверия; они немного побаивались этих людей в белых халатах, этих стеклянных блестящих сосудов.

И еще в лаборатории появились обыкновенные хозяйственные тазы. В них наливали воду и погружали в нее куриц. Ненавидящие воду курицы сипло орали. Холод пронизывал их до костей, они жалко дрожали и вырывались из рук.

Увы, это было не худшее, что их ожидало. Вынутой из ванны курице меряли температуру. Температура была 38 градусов. Тогда ей вводили культуру сибирской язвы. И на другой день она уже лежала, навеки застывшая, задрав кверху лапки. А селезенка, легкие, кровь были полны сибиреязвенных бактерий.

Довольный Пастер проделал еще один опыт: он охладил курицу, привил ей микробов, потом снова согрел до обычной температуры. Курица как ни в чем не бывало приняла этих микробов, способных убить корову, весело кудахтала и на другой, и на третий день, и еще много дней подряд.

В очередной вторник прохожие на улице д'Юльм с удивлением увидели, как великий Пастер вышел из двора Эколь Нормаль, неся под рукой клетку, в которой, нахохлившись, сидели две белые курицы, угрюмо глядевшие на труп третьей. Пастер погрузил клетку в фиакр, уселся сам и в сопровождении Жубера и Шамберлена поехал в госпиталь Шарите на очередное заседание Академии медицины.

Таинственная, прикрытая кисеей клетка была поставлена на кафедру, на которую взошел Пастер. Затем кисею эффектно сдернули, и маститые медики увидели двух живых и одну мертвую куриц. Пока они с изумлением рассматривали их, Пастер рассказывал, как ему и его сотрудникам удалось заставить кур заболеть сибирской язвой. Потом объяснил, что за куры находятся в клетке. Одна из них нафарширована бактериями, оставшимися недеятельными в ее организме, потому что высокая температура не дает им необходимых условий. Мертвая — это та, которую охладили и потом заразили; через 29 часов она умерла. А третья — самая любопытная: ее сначала охладили и заразили, а потом, когда зараза начала уже развиваться, снова согрели. И она осталась невредимой…

— Господа академики могут разрешить мне повторить этот опыт на их глазах — у нас с собой еще одна клетка с двумя здоровыми курами и культура сибиреязвенных бактерий.

Академики отказались — для этого надо было сутки просидеть на заседании. Они бурно аплодировали Пастеру — спектакль немало развлек их. Кроме того, большинство было довольно, что Пастер так здорово осадил этого назойливого ветеринара Колена из провинции.

А те, которым все же хотелось возразить, побоялись: Пастер наверняка заставил бы их просидеть здесь до завтрашнего дня и убедиться в своей правоте.

Один только Колен так и не успокоился: на следующем заседании он потребовал произвести вскрытие курицы, умершей от сибирской язвы, и показать имеющихся в ней бактерий.

— Я бы очень хотел видеть бактеридии у мертвой курицы, — сказал он, — которую господин Пастер показал нам здесь, не вынимая ее из клетки, и которую он унес целую, вместо того чтобы дать нам возможность присутствовать при вскрытии ее и микроскопических исследованиях…