Пастернак

ки смысла». Понятно, что в ряду этих исключенных ведущее место занимал Пастернак: «Верю кончится нынешнее, кончится и работа Пастернаков. Им скажут руки прочь! Сами опять начнут собирать и строить, разрубленные члены русского языка и русской поэзии вновь срастутся. Будущие поэты не будут писать под Пушкина , но пушкинская поэтика воскреснет, когда воскреснет Россия»153. Повторим, что, говоря о воскрешении пушкинской поэтики, Ходасевич прежде всего должен был подразумевать самого себя, с течением лет всё прочнее выстраивавшего свой художественный мир на языке золотого века и мелодике классического русского стиха. Эта мысль, которая никогда не могла быть высказана Ходасевичем прямо, нашла свое выражение в статье его друга и апологета, одного из лучших историков культуры XX века В. В. Вейдле «Владислав Ходасевич»: «Ходасевич среди современников своих, как и вообще среди русских поэтов, остается единственным, для кого, в русской поэзии Пушкин это всё»154. Пушкинский язык «умирает в бесславных опытах москвичей и живет особою жизнью в стихах Ходасевича».

С 1927 года в парижской газете «Возрождение» за подписью «Гулливер» стали выходить краткие обзоры текущей литературы, причем значительное место в них занимала как раз литература советская, понятно, в том обрубленном виде, в каком ее вообще могли читать представители «белоэмиграции». Широко известно, что под именем Гулливера выступали совместно Н. А. Берберова и В. Ф. Ходасевич. Степень участия каждого из них в этой рубрике установить сейчас довольно сложно, особенно вследствие намеренных мистификаций. Однако есть причины предполагать, что материалы, свя

271

занные с Пастернаком, почти наверняка принадлежат перу Ходасевича. Сложный комплекс чужерод- ности пастернаковской линии, личного неприятия Пастернака и ощущения неправильно расставленных эпохой оценок заставлял его особенно пристрастно прочитывать советские журналы с новыми публикациями Пастернака.

Посмотрим на отзывы Ходасевича о поэзии Пастернака 1927 1928 годов, чтобы уловить их главную интонацию.

Март 1927 года: «Что до стихов, то их много. На первом месте Пастернак с очень слабыми отрывками из поэмы Лейтенант Шмидт . Обычное нагромождение устрашающих метафор, бессмыслие отдельных строф и бессмыслие вещи в целом, полная невозможность понять, о чем, о ком идет речь, где что происходит и т. д.»155.

Апрель 1927 года: «Среди стихов на первом месте невнятица Б. Пастернака под названием Лейтенант Шмидт . Если ее дать прочесть человеку, не знающему, кто был Шмидт, можно быть уверенным, что он так этого и не узнает за многими словами и громкими метафорами поэмы »156.

Май 1927 года: «Среди стихов конец Лейтенанта Шмидта Б. Пастернака, вещи на редкость неудачной. В настоящее время ученики и последователи Пастернака уже пишут гораздо лучше его самого, более блестяще, остроумно и вразумительно. Он же сам переживает какое-то безусловное падение»157.

Ноябрь 1927 года: «Стихов в Звезде чрезмерно много, почти, впрочем, как всегда. Стихи В. Хлебникова (до сих пор неизданные!) довольно интересны. Пастернак очень бледен (а рядом с Хлебниковым скучен и пресен)»158.

272

Январь 1927 года: «Стихи в номере на сей раз попросту утомительны. Н. Браун под Н. Тихонова, Н. Тихонов под Б. Пастернака и, наконец, сам Пастернак. Конечно, при таком соседстве, его стихи в номере лучше, хотя они, при обычной виртуозности и словесной сложности бедны смыслом»159.

Февраль 1928 года: «Пастернак переиздал две книги своих стихов. Советская критика сожалеет о том, что Пастернак до сих пор поэт для немногих , и называет переиздание Пастернака широким признанием поэта . По мнению критики, Пастернак заслонялся Блоком и Есениным и теперь пришло, наконец, ему время показать себя во весь рост. Любимая тема Пастернака тема поэзии , т. е., в своих стихах он более всего пишет о самих стихах. Конечно, вряд ли такой поэт может претендовать на всенародность »160.

Март 1928 года: «Продолжение романа в стихах Б. Пастернака Спекторский (начато печатанием в 1925 г.) невыносимо своей совершенно пустой сложностью. Есть несколько случайно удачных строк, но в целом это просто безмерно скучно, с потугами на глубокомыслие»161.

Уже по частоте упоминаний имени Пастернака в отчетах Ходасевича очевидно, как пристально следил он за успехами и неудачами своего антагониста. Однако окрашенная личным отношением критика Ходасевича нуждалась в поддержке специалиста, человека, не связанного с Пастернаком враждой, обидами, ревностью, в чем Ходасевича могли легко заподозрить. Профессиональный критик-филолог мог высказаться гораздо более аргументированно и менее эмоционально, что придало бы, несомненно, больший вес всей концепции.

273