Обратим внимание, что в этих словах о Матрене: об отчизне из грез, не забытой в снах, – как будто присутствует источник еще одного образа Пастернака – из стихотворения «Зеркало»:
Катю, невесту Дарьяльского, несколько раз называют «девочкой». «Девочка» – заглавие одного из стихотворений «Сестры моей – жизни», причем в нем речь идет в первую очередь о ветке цветущей сирени, и лишь за этим сквозит план, в котором ветка метафорически обозначает героиню книги любовных стихов (не забудем, впрочем, что фамилия ее была Виноград). По отношению к Кате в романе Белого также используется метафорическое уподобление ее цветку на ветке: «Катенька, тоскливо заостренная, как розовый шипок», о ней говорится, что она «обсыпается лепестками», когда она теряет любовь Дарьяльского. Финал романических отношений в «Сестре моей – жизни» также обозначается с помощью изображения предосеннего увядания природы:
И в другом стихотворении:
Катенька называется также «малиновой любой», о ее отношениях с Дарьяльским говорится, что «уколола ее колкость розовым шипом любви». И Пастернак использует малину для метафорического обозначения возлюбленной в стихотворении «Наша гроза»:
Причем среди эротических образов этого стихотворения появляется еще укус (укол) комара:
Отголоски романа Белого как будто чаще всего проскальзывают в стихотворениях, связанных с описанием поездки лирического героя из Москвы в южные губернии – в Балашов, Мучкап, Романовку.
Жар, духота лета, которое проводят герои романа Белого в селе Целебееве, городе Лихове и усадьбе Гуголево, вполне соответствуют постоянному мотиву жара и духоты в «степных» стихотворениях «Сестры моей – жизни». «Все утро голубь ворковал…» – начинает Пастернак стихотворение «Еще более душный рассвет», в котором едва ли не больше всего ощущения мучительного душного лета. А строчка «…Селенье не ждало целенья…» предыдущего стихотворения «Душная ночь» как будто анаграммирует село Целебеево, где разворачивается большая часть событий «Серебряного голубя».
Заглавия глав романа иногда полностью, иногда частично повторяются в заглавиях стихотворений «Сестры моей – жизни»: «Возвращение», «В чайной», «Ночь» (одно из первых предложений этой главы начинается словами «душные глыбы облаков»), «Духота» – у Белого, и «Возвращение», «Мухи мучкапской чайной», «Душная ночь» – у Пастернака.
Четвертое предложение романа начинается словами «и жар душил грудь», которые почти так же повторяются Пастернаком в стихотворении «Балашов»:
Несколько образов этого стихотворения соблазнительно также связать с Белым. Его первая строфа:
как будто напоминает об одной из самых зловещих фигур «Серебряного голубя» – меднике Сухорукове, настаивавшем на необходимости убийства Дарьяльского и отравления Еропегина.
В третьей строфе появляется картина похорон:
Нетрудно предположить, что сектанты молокане могли ассоциироваться у Пастернака с хлыстами. Именно хлысты были сектой, более всего напоминавшей секту голубей из романа Белого, которые решили завлечь к себе поэта Дарьяльского, причем различия молокан и хлыстов в действительности не очень велики.
И наконец, в пятой строфе:
сочетающиеся инвалидность и пила могли бы напомнить об одном из главных действующих лиц романа – колченогом столяре Кудеярове.
Если на основании всех этих больших или меньших образных, мотивных и словесных сходств можно говорить о влиянии романа Белого на книгу лирики Пастернака, то эта близость могла быть вызвана определенным параллелизмом описываемых в двух книгах ситуаций.
Историческая обстановка «Серебряного голубя» – охваченная крестьянскими волнениями провинциальная Россия времени первой революции 1905–1907 годов, вероятно, напоминала лето 1917 года в Саратовской и Тамбовской губерниях.
Пастернак отправляется вслед за своей возлюбленной в эти губернии – опять-таки отчасти как герой Белого поэт Дарьяльский отправляется из Москвы за невестой в Целебеево и Гуголево.