Пастернак, Нагибин, их друг Рихтер и другие

«Почему мы говорим все о Мандельштаме и о Мандельштаме, я так давно хотел с вами поговорить», – сказал Пастернак в версии, изложенной Анной Ахматовой. Заметив, что «старые большевики от своих друзей так быстро не отказываются», Сталин спросил, о чем Пастернак хочет говорить с ним. Поэт ответил: «О жизни и смерти».

Сталин повесил трубку и больше с Пастернаком не общался… Юрий Нагибин очень метко напишет в своих дневниках, что Пастернак в ситуации с Мандельштамом «скиксовал». Но во всем этом и был Пастернак. Тот самый, которого мы читаем. И о котором, увы, по большому счету не знаем ничего. Расспросить Веру Прохорову о Пастернаке я мечтал давно.

С того самого дня, когда, собирая материалы о подруге Рихтера, узнал, что среди подписей в письме с просьбой о реабилитации Прохоровой стоял и автограф великого поэта.

* * *

Как я уже говорила, моя тетка, Милица Сергеевна, была женой Генриха Густавовича Нейгауза. А его первой женой и матерью двоих сыновей – Адриана и Станислава – была Зинаида Николаевна Пастернак. К Пастернаку от Нейгауза Зинаида ушла в 1931 году. Но брак с Борисом Леонидовичем не разрушил ее отношений с Нейгаузом.

Пастернаки жили в Переделкино, и мы с Генрихом Густавовичем не раз ездили к ним в гости. Не смею сказать, что дружила с Борисом Леонидовичем, но несколько раз мы встречались. Запомнилось ощущение его невероятной детской наивности в сочетании с глубинной мудростью и добротой. Пастернак был воцерковленный человек. Хотя первая жена пыталась обратить его в иудаизм и даже водила к раввину. Но Борис Леонидович остался православным.

Его и отпевали дома, правда, ночью. Зина, которая всем заправляла в доме, боялась – мало ли что. Когда хоронили Пастернака, попрощаться с ним пришли старушки из деревни и рассказали, что он каждый месяц, даже в самые непростые периоды своей жизни, приносил им деньги и помогал… Мы с ним говорили о многом.

Сейчас часто говорят о разнице поколений. А я в это не верю. В обсуждении жизни, политики, отношений между людьми какая может быть разница между, скажем, 29-летним и мною? Только в опыте.

Конечно, потом молодой человек пойдет, например, веселиться куда-нибудь, а я останусь дома. Но говорить-то мы с ним на одном языке можем.

Дома у Нейгауза мы тоже виделись с Борисом Леонидовичем. Говорили обо всем. Часто спорили о музыке. Например, друг семьи Александр Габричевский, замечательный переводчик и искусствовед, терпеть не мог музыку Сергея Рахманинова и боготворил сочинения Дмитрия Шостаковича.

А Генрих Густавович, наоборот, очень любил Рахманинова и говорил: «Саша, тебя снобит».

И начинался спор, который мы затаив дыхание слушали. Приходил философ Асмус, разговоры с которым тоже было очень интересно слушать. Кстати, жена Асмуса Ирина Сергеевна сама была тайно влюблена в Пастернака. И именно она познакомила поэта с Зинаидой Николаевной. Когда в итоге Пастернак влюбился в Зинаиду Николаевну, Ирина Асмус на нее сильно обижалась. Правда, потом все остались друзьями и ходили друг к другу в гости. Дом Нейгаузов вообще был открытым. Им дали квартиру на улице Чкалова, в доме, где жил знаменитый летчик Василий Чкалов. Это произошло году в 37-м, после конкурса в Варшаве.

Мерзкое, надо сказать, место – прямо наискосок от Курского вокзала. Тогда там был абсолютно голый двор, только-только посадили хилые деревца. Каждый гость воспринимался как подарок Бога.

Тетя Милица говорила: «Что-то на столе все закончилось, пойду вертеть блинчики!» Она очень вкусно делала блины.

И потом все вновь собирались за столом. А затем играли в шарады, старшее поколение это очень любило. Порядка в смысле приемных часов не было, кроме времени, когда Генрих Густавович занимался. Вечерами появлялся голодный Толя Ведерников, у которого были репрессированы родители. Тетя тут же сажала его за стол: «Ты голодный!» Слава Рихтер часто бывал, дочь Нейгауза, сыновья Адик и Стасик, тут же собака Альма… Однажды к Нейгаузам пришел Сергей Прокофьев. За один рояль сел Светик, за другой – Толя Ведерников. А Сергей Сергеевич стоял между ними и дирижировал исполнением своего Третьего фортепианного концерта. Рихтер и Ведерников сыграли, конечно же, великолепно.