Пастор (ЛП)

— Мне нравилось то, с какой дикостью эти мужчины хотели ко мне прикоснуться, с какой дикостью готовы были заплатить мне любые деньги, чтобы я только поехала домой с одним из них, покинула клуб и стала их любовницей. Но я никогда не велась на это. Хотя многие из них были красивыми, но меня не интересовали деньги. Что-то такое есть в моём характере, что-то, что не могло позволить принимать все эти предложения. Разве это не смешно? Стриптизёрша, пытающаяся сохранить свою добродетель? — не ожидая ответа, она продолжила. — Самое печальное было то, что я чертовски изголодалась по сексу, но продолжала отклонять все предложения. Уверена, тебе известно это чувство, Святой Отец, словно малейшего ветерка достаточно, чтобы довести тебя до грани, твоя кожа сама по себе воспламеняется.

Боже, я прекрасно знал это ощущение. Прямо сейчас испытываю его. Я слабо ей улыбаюсь, и она делает то же самое в ответ.

— Я так возбуждалась, Отец Белл. Просто текла от вида того, как мужчины поглаживали себя через ткань их брюк. В комнате для приватного танца я оттягивала стринги в сторону, позволяя им смотреть на то, как я мастурбирую, а затем как кончаю.

И тут я понял, что сжимаю подлокотники кресла, пытаясь в своей голове избавиться от картинок наполовину оголённой Поппи, но я не мог, а она всё продолжала рассказывать, не замечая моего дискомфорта, так невинно, ошибочно полагая, что я именно тот советчик, а не двадцатидевятилетний мужчина.

— Но на этом я не остановилась, — говорит она. — Я хотела быть оттраханной, оттраханной и использованной. Мне хотелось ощутить чей-то член, хотелось чувствовать пальцы в моём рту и моей киске. В моей попке, — она глубоко вздохнула.

Я, с другой стороны, не мог дышать.

— Как называется этот грех? Я знаю только одно ему название. Это похоть… Или, возможно, что-то ещё хуже? Какие молитвы я должна читать? И почему не чувствую, что это плохо и что мне, наоборот, хочется делать это ещё больше? Только теперь, после случившегося в прошлом месяце, мне наконец-то понятно значение этого. Я чувствую одиночество, и мне хочется трахаться. И каков в этом смысл, если я больше ничего не хочу от этой жизни?

Несмотря на всё, мне хотелось ответить на её последний вопрос и пояснить, почему она на самом деле сидит здесь, в моём офисе. Хотелось взять её за руку и подарить мягкие намёки на здравый смысл, но чёрт, я сейчас был совсем не мягким.

Её слова.

Её чёртовы слова.

Мне было достаточно послушать только об одной её работе в клубе, но затем она начала рассказывать о себе, о своём оргазме, и я представил себя одним из тех богатеньких бизнесменов с толстым бумажником, который смотрит на её влагалище и получает от этого неимоверное удовольствие. Бьюсь об заклад, что мог бы увидеть её киску прямо сейчас, если бы захотел. Стоило мне только прижать Поппи к стене и сдёрнуть с неё эти шортики, а затем раздвинуть её ноги так, чтобы она была незащищённой передо мной…

Я больше не мог терпеть ни минуты.

Но словно сам Бог вмешался, услышав мою невысказанную молитву, так как в этот момент у неё зазвонил телефон, и она деловито достала его из сумочки.

— Мне так жаль, — прошептала она одними губами, ответив на звонок.

Я показал ей жестом, что всё в порядке, но проблемой было то, как встать и не показать ей своё возбуждение.

Она быстро завершила вызов.

— Прости, — извинилась она снова. — Некоторые материалы по работе пришли и…

Я пожал плечами.

— Не волнуйся насчёт этого. У меня скоро встреча с приходом, — это была ложь. Единственная встреча, которая произойдёт, — встреча моей руки с членом. Но, наверное, об этом не стоило ей рассказывать. (Я сделал заметку попросить прощения за эту ложь, а также за то, что собираюсь сделать).

— Ох, надеюсь, скоро увидимся.

Она улыбнулась мне, закинув сумку на плечо.

— И я. До свидания, Отец.

Я не мог дождаться, когда Поппи выйдет из церкви. Как только убедился, что она за её пределами, я сразу заперся в своём офисе и в то же время возился со своим ремнём, быстро добравшись до стула за своим столом.

Не было времени думать о чувстве вины, молитвах или о чём-то таком. Я даже не стянул полностью брюки, просто достал свой член и принялся жёстко дрочить.

Я пытался представить кого-то — кого-то другого — не женщину, после которой буду вымаливать у Бога прощение. Но мои мысли возвращались к ней, представляя её в том клубе: как она бы танцевала только для меня, мастурбировала только для меня, а я бы в это время сидел и наслаждался этим шоу.

Иисус, помоги мне.

Такое ощущение, что всё здание давило на меня, а я дрочил, желая засовывать свой член в Поппи Дэнфорс — в её рот, киску, задницу, всё равно куда — затем представил, как каждая капля изливается на её бледную кожу.

Моя рука замерла, дыхание замедлилось, и обрушилась реальность. Я всё ещё здесь, с членов в руке, сперма залила мой литургический календарь, а со стены Святой Августин с упрёком смотрит на меня.

Дерьмо.

Дерьмо.