Пастор (ЛП)

— Ты должен понять: я знала, что со временем он приедет сюда, и знала, что скажу ему о своём нежелании быть с ним. Но также я была уверена, что он не согласится на что-либо меньшее, чем отказ лицом к лицу, а ещё чувствовала, что должна ему, по крайней мере, обед и шанс всё обсудить. Я имею в виду, мы же встречались годами…

— И все эти годы он тебе изменял, — пробормотал я.

Она посмотрела на меня. Взгляд был не особо приятным.

— В любом случае, — продолжила Поппи, её голос зазвучал взволнованно, — я согласилась уехать из города и поужинать с ним. Мы закончили разговаривать так поздно, что я заснула в его гостиничном номере.

Мне не нравятся эти детали.

Мне вообще ни одна из этих деталей не понравилась.

— Но как я уже сказала, — снова заговорила Поппи, — ничего не было. Я продремала на диване до утра, а затем его водитель привёз мня домой. К тебе.

— Так он теперь в курсе, что ты с ним покончила? Он уйдёт?

Она колебалась:

— Да?

— Это вопрос? Ты говоришь, что не знаешь наверняка?

Её глаза оставались прикованными к дороге.

— Когда я уходила утром, он сказал, что полностью принял моё решение. И добавил, что не хочет, чтобы я была с ним против воли, — для него важны мои чувства. Поэтому Стерлинг отступает.

Я подумал о человеке, повстречавшемся мне вчера, о его ледяных голубых глазах и надменном голосе. Он не был похож на тот тип мужчин, которые сдаются. Впрочем, он походил на тех, кто может солгать о своей капитуляции.

— А те фото с нами… Стерлинг приложил максимум усилий, дабы выстроить потенциальную схему шантажа, и он вот так просто собирается отказаться от них?

Она закусила губу, снова бросая взгляд через плечо, чтобы перестроиться в другой ряд. Мне нравилась манера её вождения: быстрая, умелая, с привкусом агрессии, которая никогда не обернётся чем-то опасным.

— Не знаю, — сказала она беспомощно. — Он казался вполне определившимся, и да, трудно представить, будто Стерлинг так легко отступит и уйдёт, но и не думаю, что он стал бы врать насчёт этого.

— Зато я думаю, — пробубнил я себе под нос.

Она услышала:

— Слушай, Стерлинг не святой, но несправедливо демонизировать его только потому, что он мой бывший. Да, он творил плохие дела, но из-за этого не становится психопатом. Он лишь избалованный мальчишка, которому никто и никогда не говорил «нет». И я, честно говоря, не считаю, что Стерлинг что-то сделает с этими фотографиями.

Она его защищает? Ощущалось так, словно она действительно защищает его, и это слегка меня разозлило.

— Он предложил вернуть тебе файлы? Или даже удалить их?

— Что? Нет. Но…

— Тогда я не думаю, что он планирует куда-либо уходить, — резюмировал я, не сводя взгляда с окна, за которым покрытые сумраком поля медленно переходили в разрастающийся город. — Он упоминал, что знает, что именно ты хочешь услышать, но это ещё не конец, Поппи. Для Стерлинга ничего не будет кончено, пока он не получит желаемое. Тебя.

Её рука скользнула поверх моей, и на мгновение я обиженно подумал о том, чтобы проигнорировать этот жест и не сплести наши пальцы вместе, — причинит ли ей это боль или покажет моё несогласие, я не был уверен.

Боже, я был таким козлом.

Схватив её за руку, я сильно сжал ту.

— Прости, — сказал я. — Это просто… Будто трезубец, направленный прямо в моё сердце. Я могу потерять тебя или свою работу — может, и то и другое.

— Ты не потеряешь меня, — настояла она, оглядываясь. — И ты не потеряешь свою работу. Пока не захочешь этого.

Я прислонил голову к прохладному стеклу окна. И снова он… Выбор. Чёрное и белое, день и ночь, одно или другое. Поппи или Бог.

— Милли знает, — ляпнул я неожиданно.

Я ощутил, как её рука напряглась в моей, и опять появился этот странный гнев: почему Милли — удивительная, надёжная Милли — тревожила больше, нежели Стерлинг? Но я перевёл дыхание и отбросил эти мысли. Я не позволю череде последних событий вбить клин между нами.

Я не допущу этого.

— Она не собирается никому говорить о нас, — заверил я Поппи.

А затем я поведал ей о произошедшем со мной вчера, в конечном итоге решив не скрывать от неё ничего, даже мои уродливые, глупые мысли, ибо был ей обязан. Я хотел быть ей обязанным. И действительно, чего я лишался? Я в любом случае был настолько близок к потере всего. И мог быть честным до конца.

Она слушала, пока я рассказывал ей обо всём: о Милли; о шантаже Стерлинга; о том, как я догадался, что она была с ним, ещё до его смс; и обо всех противных, завистливых чувствах, прямо сейчас прожигающих мою грудь, — когда я закончил, её губы были сжаты в красную линию, скрывая те зубы, которые казались мне странно сексуальными, и придавая чертам её лица серьёзное выражение, что было почему-то столь же привлекательно.

— Я понимаю, мы не так давно знаем друг друга, — произнесла она. — Но тебе никогда не придётся беспокоиться о том, что я тебя обману. Этого не произойдёт. Точка. Я не изменяю.