Пастух

Так год прошел, за ним другой, а потом и третий. Живет Нил у расстриги жизнью размеренной и бесстрастной, будто в монастыре. Рано встает, молится прилежно и долго. Ест скромно, но досыта. Весь день они с Ферапонтом людей пользуют, готовят отвары и делают мази. Или по хозяйству хлопочут, если никто не пришел. А по вечерам старичок книгу волшебную достает и Нилу читает, учит разбирать тайные письмена. Много в той книге было непонятного, и в каждой ее строчке заключено множество смыслов. Сколько ни читай ее — каждый раз найдешь что-то новое, чего раньше не замечал, о чем не задумывался.

Хорошие то были годы! Не знал Нил ни тревог, ни забот. Будто бы Ферапонт все заботы себе забрал, в котомку сложил и в темной лесной чаще на сучок повесил. Только такой уж был у Нила характер — не мог он долго на одном месте сидеть и малым довольствоваться. Как четвертый год минул, стал он расстригу подговаривать:

— Давай, старик, в город подадимся. Мы всех докторов городских за пояс заткнем, в два счета, много денег заработаем. А тут что за заработок? Разве что полдюжины яиц принесут или меда в туеске.

Ферапонт ему в ответ:

— В городе и так доктора есть, а мы на своем месте нужны. Если уедем — кто здесь останется? Мы силушку из этой вот земли черпаем, здесь наше и есть служение. А денег нам не надо — что крестьяне приносят, того и тебе, и мне хватает.

Только Нила не отговоришь. Что ни день, он Ферапонту на скуку жалуется и просит отпустить его хотя бы на два-три дня, недалеко. Стал с другого бока заходить, на Писание ссылаться.

— Я как тот нерадивый раб, который талант в землю зарыл. Отпусти меня, Ферапонт, по деревням походить. Я за неделю стольким людям помогу, скольких мы здесь за два месяца вылечиваем!

Ферапонт отнекивался сперва, да долго противиться не мог и разрешил наконец:

— Бог с тобой, поступай как знаешь. Я тебе не мамка, насильно тебя дома держать не буду. Иди, попробуй силу в людях, только себя блюди и возвращайся поскорей.

Справил себе Нил новые сапоги и стал ходить по деревням. На три, бывало, дня уйдет или на четыре, а все ж всегда возвращается в положенное время, как обещался. И деньги приносит, что заработал, все до копейки в кубышку складывает, которая у них со стариком на черный день была припасена.

И чем больше Нил по округе в мир выходит, тем реже Ферапонт из избушки наружу показывается. Годы, видать, уже не те — начал старик сдавать, и не по болезни какой, а по дряхлости. Глаза ослабли, ноги не носят, уши слышат плохо. И врачевать ему трудно. Бывало, приведут к нему болящего, а он отказывается — приходите, говорит, послезавтра, когда Нил вернется. А когда Нил рядом, Ферапонт ему уже сам не помогает. Лежит на печке, кряхтит и оттуда советы дает. И ворон Захарка подле него сидит и каркает изредка, вроде как поддакивает Ферапонту.

А Нилу советов уже не надобно. Он лучше Ферапонта все травы и снадобья выучил, все заговоры и молитвы помнит. Да и люди все больше к нему стали приходить, а не к Ферапонту. Превзошел Нил учителя и умением, и славой.

Как-то раз Нила в большое село вызвали, по ту сторону Волги. Он на три дня уехал, а как вернулся, в избу зашел, видит — Ферапонт на полулежит, без сознания. Нил его кое-как разбудил. Дышит старик тяжело и сипло, жар у него. Смотрит на Нила слезящимися глазами и бормочет что-то несвязное:

— Не уберег… не исправил…

А чего не уберег или не исправил — не понять.

Уложил Нил старика обратно на печку, тулупом накрыл и стал обихаживать. Весь день вокруг колдовал, дымом обкуривал, заговоры читал, примочки на лоб делал и к запястьям пучки травы привязывал. К вечеру Ферапонту вроде полегчало, заснул он крепким сном. Нил уже и сам ложиться собрался, как вдруг слышит — за спиной дверь скрипнула и шорох раздался. Стал Нил вглядываться, свечу в глиняном плошке взял и светит в тот угол, откуда шел звук. Пляшут на бревенчатой стене черные тени, а ничего не видать. Нил встал с лавки, обошел стол кругом и присел на корточки. Держит плошку со свечой прямо перед собой на вытянутой руке и в темноту вглядывается. Смотрит — в дальнем углу, прижавшись к стене, сидит большая белая крыса, и, не мигая, глядит на него. И в каждом ее красном глазе отражаются пляшущие огоньки.

Встал Нил медленно, поднял со стола тяжелое каменное точило, которым ножи правят, замахнулся и швырнул в крысу. Да промахнулся — пискнула крыса и бросилась прямо Нилу под ноги. К открытой двери бежала, а дверь была у Нила за спиной. Тот от неожиданности отпрыгнул и чуть свечу не выронил.

А как опомнился, крысы уже и след простыл. Видать, Нил когда утром в избу зашел, дверь забыл затворить. Подобрал он точило с пола, на место положил, думает: «Как это я про дверь забыл? Кошку надо завести. А с другой стороны, неровен час, кошка Захарку съест, Ферапонт расстроится…» С такими мыслями закрыл Нил дверь на засов, подергал — крепко ли заперто — и, успокоившись, лег спать.

20. Барыня