Она подумала о дочери. Потеря одного из родителей и травма, нанесенная тем, что она пережила, очень сильно скажутся на девочке. Эшли нужна мать, которая будет с ней рядом, и она поклялась, что ничто в этом или ином мире не отнимет ее у ребенка.
Раздавшийся голос заставил замереть ее все еще сильно бьющееся сердце.
— Эмили, я тебя вижу.
Глава 65
Трэвис Депаоло посмотрел в темноту и решил, что убийца, должно быть, сам вывел из строя последние лампы аварийного освещения. Он снова мысленно обругал себя. Он знал, что повел себя как трус. И теперь должен был это исправить.
Он выключил фонарик и прислушался. Отсутствие света вызывало у него такое ощущение, словно он находился в безвоздушном пространстве и смотрел в самый центр черной дыры. Он опасался, что, сделав всего шаг вперед, принесет себя в жертву небытию. Но все же сделал этот шаг.
Палата Эмили Морган располагалась на противоположной стороне холла слева, у его прежней позиции рядом с сестринским постом. Ему очень хотелось включить фонарик и осветить себе путь, но он знал, что убийца обнаружит его по источнику света. Он привлечет к себе смерть, как мотылек, летящий на пламя свечи.
Нужная дверь словно ускользала от него, но он пересек холл, наощупь нашел вход и оказался в палате. Затем закрыл дверь, оставив лишь узкую щелку, чтобы свет не проник в коридор, и только потом включил фо-нарик.
У него оборвалось сердце, когда луч высветил пустую постель. Простыни были откинуты, трубки, заканчивавшиеся иглами, валялись на полу. Убийца получил свой приз. Он опоздал.
Трэвис подавил чувство вины и страх.
Трэвис пошел на его звук. Вначале он шел без света, но потом решил, что в темноте рискует натолкнуться на убийцу или пройти рядом, даже не заметив этого. Он включил фонарик. Глаза его некоторое время привыкали к свету, а пистолет был направлен туда же, куда и луч. Подражая своему теперь уже покойному командиру, он продвигался вперед, укрываясь в каждом дверном проеме. И молил Бога дать ему сил.
Глава 66
Акерман смотрел на Эмили Морган, дрожавшую в бледно-зеленом свете. Еще совсем недавно инфракрасные очки ночного видения стоили очень дорого и их можно было приобрести, заказав по почте или во время распродажи с армейских складов. Однако теперь возможность видеть в темноте стала общедоступной — ее можно было получить в любом магазине игрушек, заплатив менее ста долларов. Черные очки предназначались для детских игр в прятки, но могли использоваться и для более серьезных взрослых игр. Конечно, они не достигали уровня дорогих армейских очков, уступая им в дальности и четкости видения, но для его цели подходили идеально.
Забинтованная голова Эмили Морган напомнила ему о маленькой девочке из далекого прошлого — о самом первом человеке, которого он убил. Он представил себе бледные черты той девочки. Он знал, что цвет лица Эмили был естественным, а призрачная белизна кожи той девочки стала результатом временного оттока крови.
Если бы он отказался, отец порезал бы его, что было все же лучше, чем ожоги. Он вспомнил, как поднял пистолет. Он тогда не верил, что она на самом деле умрет. Отец уже играл в такую игру раньше, с другой девочкой, маленькой белокурой девочкой с завязанными глазами. Тогда отец наносил ему порезы, пока он не подчинился. Но когда он спустил курок, девочка осталась жива. В пистолете не было патронов. Отец закончил игру и заявил, что отпускает ее на все четыре стороны.
Он вспомнил, как думал, что то же случится и с той бледной малышкой. Акерману-старшему не пришлось уговаривать сына. Он не колебался и тут же нацелил пистолет в забинтованную голову.
Оглядываясь в прошлое, он никак не мог понять, зачем отец перевязал девочке рану, если ей все равно суждено было умереть. Он никогда не мог уловить ход его мыслей.
Он вспомнил выстрел, прозвучавший как взрыв в замкнутом пространстве, звон в ушах, упавшую девочку, кровь. Вспомнил плачущего отца и ощущение, что он поступил неправильно. Он выполнил приказание, но, что бы он ни делал, отец никогда не был доволен. Боль никогда не прекращалась.
Фрэнк-старший прижимал к себе мертвую девочку и рыдал, повторяя:
— Я должен был узнать. Узнать наверняка. — Потом он повернулся к сыну и, глядя на него с отвращением, сказал: — Ты чудовище.
Акерман вспомнил, как сам заплакал, когда отец вышел из комнаты, оставив его наедине с мертвой девочкой. Это воспоминание даже сейчас казалось невероятно реальным. Он словно до сих пор ощущал теплую влагу, стекавшую по его щекам. Он поднял руку и понял, что слезы не были всего лишь воспоминанием. Ему пришлось снять инфракрасные очки и вытереть их.