Пастух

Она ударилась лицом о раму картины, висевшей в коридоре наискосок от двери, и ощутила, как стекло порезало ей кожу. Потом упала на колени, и картина в раме вместе с висевшей под ней полочкой с сувенирными фигурками упали со стены ей на спину. Несколько статуэток ударили ее по шее и плечам.

Прежде чем Алиса успела прийти в себя, мужчина навалился на нее. Она попыталась ползти по коридору, но он правой рукой ухватил ее за пояс, а левую запустил в ее волосы и сжал пальцы. Потом поднял ее с пола и ударил спиной о стену, отчего штукатурка на ней потрескалась, и в воздух поднялась белая пыль. Отступив назад, он потащил Алису по коридору, как мусорщик тащит мешок с отходами, чтобы забросить в кузов грузовика.

На этот раз она ударилась о пол с такой силой, что содрогнулся буквально весь дом, и со стен попадали другие картины и украшения. Она ощутила металлический привкус во рту и поняла, что это кровь. Боль стала почти нестерпимой, но ей необходимо было оставаться сильной. На кону стояло больше, чем только ее жизнь.

Где же Дуайт? Алиса оказалась на полпути к кухне и теперь через дверной проем могла видеть гостиную. Она увидела Дуайта, спящего в кресле, и позвала его тонким осипшим голосом, но он даже не пошевелился. Неужели он меня не слышит? И она прокляла его за то, что он не попытался их спасти.

Она поднялась на ноги и спотыкаясь вошла в комнату, с которой было связано столько приятных воспоминаний — о Рождестве и подарках под елкой, о праздновании дней рождения, о первых шагах, сделанных их детьми. Но, когда она внимательно посмотрела на мужа, все эти воспоминания мгновенно померкли. Дуйат сидел без признаков жизни, мокрый насквозь от собственной крови, с горлом, перерезанным от уха до уха. В его глазах все еще отражался безумный страх, а рот был открыт в беззвучном крике.

Она почувствовала слабость в коленях и едва не рухнула на пол. Ее охватило ощущение полнейшей беспомощности. Ей хотелось все бросить, сдаться, принять неизбежное, попросить убийцу поскорее покончить со всем этим. Но мысль о детях заставила ее двигаться. Она остановит его. Она его убьет. Мне необходимо это сделать.

Убийца ее мужа неторопливо шел по коридору походкой, какой человек, не имеющий никаких забот, прогуливается по парку в погожий летний день. Казалось, он желал насладиться каждым мгновением легкой погони.

Алиса вбежала в кухню и бросилась к деревянному блоку с ножами, достала из него самый большой, которым никогда не пользовалась, боясь отрезать себе палец или случайно вонзить лезвие в ногу. Но в сложившихся обстоятельствах этот тесак был как раз то, что нужно. Алиса развернулась и посмотрела на врага.

— Не приближайтесь ко мне, — сказала она и, вся подобравшись, направила нож в его сторону.

Но он даже не взглянул на ее оружие. Уверенное выражение, читавшееся в его глазах, еще больше усилило ее страх. Тот, кто стоял перед ней, казался не вполне человеческим существом.

— Как вас зовут? — спросил он.

Она заколебалась.

— Имя! — закричал он.

— Алиса.

— А… Ну что ж, добро пожаловать в Страну чудес, Алиса. — Он оглядел ее крохотную кухоньку, кивая головой, как старый друг семьи. — У вас здесь уютное гнездышко. Тесное, но тем не менее очень милое. Здесь все устроено, как в хороших домах. — Он разговаривал с ней так, словно они собирались присесть и выпить по чашке кофе.

Акерман пристально взглянул ей в глаза и продолжил серьезным, но в то же время успокаивающим тоном:

— Концепция хорошего жилища относится к числу тех, что люди обдумывали и пытались реализовать чуть ли не с самых древнейших времен существования человечества. Концепция места, принадлежащего только нам, где мы особенно хорошо себя чувствуем. Это даже больше состояние ума, чем место, пусть большинство людей все же ассоциируют дом с конкретным помещением, а не с умозрительной абстракцией. Дом находится где-то там, куда мы все стремимся, а очень многие так никогда его и не находят. Я завидую вам. Вы сумели устроить для себя настоящий дом. Ведь это то, чего у меня никогда не было и, по всей видимости, уже никогда не будет.

— Кто вы такой? Чего вы хотите? — Ее голос дрожал, но она все же выдавливала из себя слова.

Казалось, он тщательно обдумывал ответы на ее вопросы.

— Прошу прощения за мои дурные манеры. Меня зовут Фрэнсис Акерман. И я хочу, чтобы в этом мире восторжествовал здравый смысл. Я всегда считал, что он отсутствует. Нет ответов на самые насущные вопросы. Ничто не имеет значения. Нет никакого объяснения нашему существованию. Но теперь я уже не так в этом уверен. Иногда я думаю, что мы все бродим в одиночку среди тьмы. А порой моя мысль сводится к другому: только я один скитаюсь в темноте. — Он сделал паузу, а потом продолжил: — Хотя я вполне уверен в том, что собираюсь сделать. Я намерен освободить вас от боли, которую порождает жизнь в условиях посредственности и мрака. Я отпущу вас на свободу.

Она всхлипнула.

— О боже, умоляю вас…

— Боже? — переспросил он. — Никого бога нет. Сейчас я для вас бог. Я даю и я забираю.