Пастух Земли

Он привстал на локте и легко положил руку на её покрытый испариной лоб. Девушка внешне никак не отозвалась на его прикосновение, но он почуял, как она вся сжалась внутри от предчувствия. Склонился над ней и легко прикоснулся губами сначала ко лбу, потом к прикрытым векам. Она полуобернулась к нему, слегка поджав ноги, а он вслепую нашёл рукой её маленькую босую стопу и стал гладить, потом выше, приподнимая длинную расшитую рубаху, под которой не было ничего.

Она, конечно, уже имела какой-то опыт в этих делах, разогревалась быстро. Это хорошо. Он ощущал её запах — запах молодого женского тела, не слишком чистого, надо признать. Конечно — местные обитатели купались лишь в реке, но ведь это летом… Он почувствовал себя словно бы лежащим на только что вспаханной, но пока ещё не засеянной земле, мягкой, пушистой, источающей сильные сырые запахи. Кто же думает в такие мгновения, приятны они или нет — лишь одно казалось сейчас важным: всё возрастающее и крепнувшее желание поскорее засеять эту пашню.

Он резко задрал подол, и рука его достигла сокровенного. Кацве обхватила руками его шею и скрыла лицо на груди, усиленно сдерживая рвущийся из неё крик наслаждения. Но удавалось ей это недолго…

— Ты как лось… сильный и добрый, — пролепетала девушка в полузабытье, когда исполнилась вечность этой ночи.

…Змеи появились спустя луну после того, как он пришёл в посёлок. За это время он уже полностью сжился с лэвали — трудился и развлекался с ними: ходил на охоту, ухаживал за лошадьми. Даже научился от Кацве доить кобылиц — что не очень пристало охотнику и мужу, но казалось ему любопытным, а на условности он уже давно не обращал внимание. Вечером пел с мужчинами вокруг очагов в домах, днём играл с ними в их довольно суровые игры, например, когда десяток парней всеми способами, в том числе и кровавыми, старались отобрать друг у друга деревянную чурку. Научился он и скользить на лыжах, прицепившись к коню — чем очень удивил местных, поскольку этому они обучались с детства и считали, что чужак совершить такое нипочём не сможет. Но Бхулак и не казался тут чужаком больше.

Кацве, кажется, испытывала радость от их отношений, хотя понимала, что он рано или поздно уйдёт, с Енё он вёл долгие доверительные беседы, с другими мужчинами всякое бывало, но откровенной вражды к нему никто не выказывал. А вот колдуна Айци он с первой встречи так и не видел — тот не жил постоянно в этой деревне, а где жил — об этот тут особенно не распространялись. Да и вряд ли большинству жителей хотелось бы оставить его надолго — его не любили… Впрочем, как заметил Бхулак, встречались здесь хоть и немногочисленные, но горячие почитатели Айци — в основном из молодых парней, не желавших кланяться Хозяину коней в доме-молельне или идти в паломничество к посвящённой этому богу далёкой каменной пирамиде.

Обычным ранним вечером, когда поселяне заканчивали дневные дела, предвкушая отдых, все они вдруг замолкли, стали тревожно и растерянно оглядываться по сторонам: словно тому, что надвигалось на деревню, предшествовала холодная волна страха, накатывающая на людей, обессиливая их и лишая воли к сопротивлению. Бхулак тоже ощутил это, хоть сразу понял, что речь не о нежданной буре или нашествии врагов.

Сначала издалека послышалась приближающаяся дробь барабанов, потом к ней прибавились ритмичные выкрики быстро идущих мужчин. Вот на окраине селения в вечерних сумерках стали появляться огоньки… один, три, десяток — всё больше. Вскоре стало понятно, что это горевшие в руках шагающих людей факелы. И наконец смутные угрожающие фигуры начали одна за другой проявляться, словно порождались окутавшем вдруг деревню густым леденящим туманом.

Обитатели посёлка очнулись и бросились в дома. Но не все — некоторые стояли, будто услыхали властный непререкаемый приказ оставаться на месте. Расширенными от страха глазами глядели они на приближающихся людей — если те были людьми. Какие же люди имеют на плечах страшные змеиные головы?..

Конечно, эти злобные вытянутые личины с глазами-щелями были всего лишь масками, и Бхулак сразу вспомнил похожие. Он видел их давно, когда его ещё можно было назвать молодым. Тогда в Междуречье, куда ещё не пришли из-за южных моря многомудрые шумеры, жил воинственный народ, чтящий Великую Матерь, которой строил огромные по тем временам храмы из сырцового кирпича. Великими и страшными считались там люди, поклонявшиеся её образу Змеи. Они исцеляли и убивали, благословляли и проклинали, изгоняли и выбирали вождей, начинали войну и заключали мир. Их боялись, но на них держалось могущество того исчезнувшего ныне без следа племени.