Пастух Земли

Старуха произнесла это со всей возможно торжественностью и замолкла. У Ойно же возникли тысячи вопросов, но он понимал, что задавать их сейчас было бы неразумно. Вместо этого спросил:

— Но ведь те, кто уходит на запад, не делает Аратте ничего плохого. Ты сама сказала, что люди и раньше уходили в дальние края…

— Молчи, дурак, — злобно бросила Кхел. — Ты, как и всякий мужчина, ничего в этом не смыслишь. Триединая сделала так, что в Аратте все устроено прекрасно. Разве мы не сыты, не спариваемся, не производим потомство в покое и довольстве? Разве у нас не много полезных вещей и красивой одежды? Что ещё людям надо?.. Нечего тут менять. Теперь, после смерти твоего отца, даже опасной охоты не будет, а с соседями мы давно уже не воюем, потому что вокруг одни только поселения нашего народа. И пусть мир и покой будут вечно!

— А если всё-таки нападут враги? — осмелился спросить Ойно. — Ведь есть и другие народы…

— Ар — самый сильный и богатый из них, нам нечего бояться чужаков! — отрезала старейшая.

— Но наши поля высыхают. И пастбища тоже — чтобы козы и овцы прокормились, отгонять стада приходится всё дальше.

— На наш век еды хватит, — бросила старуха. — Хватит ещё и твоим детям. А потом засуха прекратится и Аратта по-прежнему будет процветать.

— А если из Материнских Грудей опять польётся огонь и полетят камни, как было в древние времена?

— Триединая может наказать нас в любой момент. Но не станет, если мы останемся ей верны. А ты и подобные тебе смутьяны, которые всё чаще рождаются в последнее время, которые сами не знают, что им надо, и возбуждают в Матери гнев! Потому старейшие решили…

Кхел сделала многозначительную паузу и Ойно напрягся.

— …больше не пускать в Аратту пришельцев, которые сманивают наших мужчин. А если они придут, убивать их во имя Триединой. А если кто-то из жителей Аратты самовольно убежит на запад…

Она посмотрела на юношу многозначительно и грозно.

— …он и его семья будут объявлены небывшими.

Юноша похолодел: это было самым страшным наказанием. Его мать и сестру изгонят, и никто во всех остальных поселениях людей ар не будет иметь права давать им приют и еду. Его племянника свекровь сестры объявит своим сыном. Голову и кости его отца, брата и всех прочих родичей выбросят далеко за посёлком. И никто никогда больше не упомянет их имён.

— Итак, — надменно завершила Кхел, — ты пройдёшь инициацию и останешься в доме Ерати. Может, она разрешит тебе жениться — слово её. А своё старейшие сказали.

Ойно простёр к старейшей руки, встал, поднялся на крышу святилища, прошел еще несколько крыш, не глядя, куда идёт, и очутился на одном из крайних домов посёлка. Там он упал на колени и предался горю. Кхел обрубила все его надежды — он навсегда останется здесь, будет вести беседы ни о чём с людьми, которые никогда не видели ничего, кроме этих белых стен, не слышали ничего, кроме блеянья овец, и не обоняли ничего, кроме смрада Аратты…

Но до того ему предстоит ещё пройти посвящение. Он не должен был, но знал, что при этом происходит: ему об этом по большому секрету поведал Кхерс. Его испытают три ипостаси Великой Матери: рождение, смерть и возрождение. Сначала его символически родят, потом убьют, а последнее испытание называется священный брак… Посвящение проводили старейшие, и, как рассказывал Кхерс, они исполняют всё очень дотошно и натурально. В случае Ойно роли роженицы, палача и жены, возможно, исполнит сама Кхел. Наверняка она!

Юноша передёрнулся от отвращения, поднял голову и посмотрел на открывающийся с крыши вид. В сумерках смутно темнела заснеженная громада Материнских Грудей. Ещё ближе к посёлку угадывалось мрачное кубическое строение — Место смерти, куда приносили тела умерших. Кроме целых облаков жужжащих жирных мух, над ним весь день кружили и орали стаи птиц — они тоже считались священными, посвящёнными смертельной стороне силы Триединой.

Уже несколько минут Ойно ощущал какой-то странный внутренний позыв — ему всё сильнее хотелось идти к этому страшному месту, хотя там не было ничего, что могло его интересовать. Но сопротивляться этому зову юноша не мог, потому вскочил и вновь побежал по крышам. После окончания дневных работ все лестницы, по которым можно было попасть в посёлок, или покинуть его, убирались. Но Ойно, как и любой мальчишка Аратты, знал несколько мест, где можно было сравнительно легко спуститься наружу. Что он и сделал, и побежал к Месту смерти — словно торопился навстречу своей судьбе.

Тучи полностью закрывали звёзды, из-за них едва виднелось бледное пятно луны. Юноша в полной темноте нёсся по направлению гор через пустынные поля, травяные пустоши и кипарисовые рощи. Он погрузился в состояние, похожее на транс — ничего не видел и ни о чём не думал, однако ноги его словно сами знали, куда ступать, так, что он ни разу не споткнулся. И его совершенно не беспокоило, что во тьме на него может наброситься леопард или напасть стая волков. Почему-то он понимал, что ничего такого с ним сейчас не случится.