Пастух Земли

Тем более, что счастьем этим была наполнена и прошедшая зима, которая вообще выдалась очень спокойной во всех отношениях — ни сильных морозов, ни снежных буранов, и так в этих краях редких. Спокойно и светло проходила и жизнь Бхулака.

Тамкар Машда и таинственные шпионы Мелуххи как будто решили больше не доставлять ему неприятностей — слухи о готовящемся мятеже продолжали ходить, но новых покушений на его жизнь не случилось. Первое время он осторожничал, но видя, что враги никак себя не проявляют, расслабился, насколько это вообще было возможно, и отдался столь редко случающемуся у него спокойному течению жизни.

Отношения с Арэдви его восхищали. За тысячелетия он пережил множество историй любви, иногда сильных и длительных привязанностей, иногда — бешеных порывов страсти. Но он не мог припомнить ничего похожего на то, что он испытывал с этой девушкой. Казалось, она создана именно для него: в ней являлись все черты, которые привлекали его в женщинах, причём, похоже, об иных из этих своих предпочтений он до сих пор не подозревал и сам.

А она словно бы читала его, как развёрнутый святок египетского папируса — понимая его настроение и желания порой ещё прежде, чем он выражал это словами. Теперь им, в общем-то, и не очень нужны были слова — они могли молчать часами, но при этом пребывали в самом тесном общении друг с другом.

Это был почти идеальный союз, что иногда даже тревожило Бхулака — он привык, что всё не может быть настолько хорошо. Но когда настроения эти накатывали на него, он старался побыстрее избавиться от них, чтобы снова погрузиться в ласковую негу отношений с женщиной. Словом, вёл себя не как бессмертный полубог, а как обычный влюблённый мужчина — коим он, собственно, сейчас и являлся.

Он всё ещё владел Арэдви на законных основаниях, и даже упрочил свои права — заплатив настоятелю ещё немалую сумму. Древнее золото из клада у него закончилось, но Бхулак теперь был официально признанным тамкаром, имея в этом качестве немалые доходы. Так что Арэдви переселилась из дома при храме в его обиталище — конечно, временно, но Бхулак не хотел думать, что будет после того, как его эпопея в Марге подойдёт к концу.

Машда, иногда всё ещё посещавший храм, чтобы купить ночь с одной из танцовщиц, перестал осведомляться об Арэдви — видимо, уяснил себе ситуацию и не питал больше надежд. Так что счастью пары не осталось препятствий ни внешних, ни внутренних.

Тревога о будущем Бхулака, конечно, периодически посещала — он не забывал ни о многочисленных врагах, ни о сложностях своей миссии, ни о по-прежнему не проявлявшемся Поводыре. Да и не мог бы забыть — достаточно часто сталкиваясь с Заратахшей. Тот, однако, тоже много про их тайные дела не распространялся — лишь коротко упоминал, что обстановка не изменилась и новостей нет, и тут же начинал говорить о других вещах. И он никогда не напоминал об их беседе под воздействием хаомы — ещё одно тревожащее воспоминание Бхулака. Тот никак не мог понять, что из слышанного и пережитого им тогда было реальным, а что навеял дурманящий напиток, но тоже почему-то опасался заговаривать об этом со жрецом.

Зато они много беседовали о различиях разных народов в их образе жизни, языках и вере, и об их глубинном братстве. Бхулаку было что сказать по этому поводу, и порой он жалел, что не может быть на этот счёт до конца откровенным с человеком, который мог уже, пожалуй, называться его другом. Хотя личность его вызывала множество вопросов, ответов на которые пока не было. Во всяком случае, Бхулак всегда помнил, что человек этот каким-то образом проник в его самую сокровенную тайну, и внутреннее всегда, даже в самой приятной беседы, пребывал настороже.

Что касается Аиряши, то тот исчез еще в начале зимы. Сначала, посещая посольство, Бхулак думал, что просто не сталкивается с ним, но потом спросил об его отсутствии Заратахшу и услышал, что молодому жрецу пришлось вернуться на родину, поскольку оттуда пришло известие о тяжёлой болезни его отца. Если старик умрёт, Аиряша встанет во главе клана Спитама. Это опечалило Бхулака — он успел привязаться к юноше и недоумевал, почему тот не нашёл времени с ними проститься. Похоже, и Заратахше не хватало его ученика и помощника.

Позже, однако, Бхулак понял, что с отъездом молодого человека тоже не всё так просто. Но сейчас он не думал ни об Аиряше, ни о Заратахше, ни о Машде с Мелуххой, ни даже о Поводыре. Вообще ни о чём — лишь упивался любовью и благоуханным воздухом. От избытка чувств он рассмеялся и подхватил девушку на руки, закружившись вместе с ней по поляне. Она тоже заливалась мелодичным смехом, которому, как казалось Бхулаку, благоговейно внимают небо и земля.

С размаха он навзничь повалился в густую зелень, увлекая за собой Арэдви, которая оказалась на нём сверху. Они катались по земле и целовались, как два подростка — пока от напора чувств и счастливого смеха не обессилили и не притихли.

— Шупан, — еле слышно произнесла она спустя несколько минут молчания. — Что будет со мной, когда ты уедешь?