– Вроде как да. – Дега заглянул мне в глаза с какой-то непонятной опаской. – Уж не враг – это точно. Товарищ и соратник. Чего истеришь? Ты в ватаге Всадника всего два месяца, а Ветка – старшак, как ни крути. Случаются такие моменты, когда старшакам надо решения принимать, и простым пацанам рядом с ними тогда не место…
– А она?.. – Меня как прорвало, слова брызнули из меня, словно кровь из резаной раны, не остановить. – Я же ей… весь наизнанку, а она как Макса своего увидела, на меня ноль внимания! Не нашла минутки, чтобы подойти, объяснить, успокоить…
– Ты ж не дурачок, чтоб тебе понятные вещи дополнительно объяснять, правильно?
– А может, она… Может, она меня совсем не?.. Не так, короче, ко мне относится, как я к ней? Может, я… больше напридумывал себе всякого?..
Вот зачем я это сказал, а? Ведь не думал же так, ни секунды не думал! А теперь сказал – и сам себе поверил.
Дега уставился на меня во все глаза, несколько раз часто моргнул. И вдруг засмеялся.
– Сейчас… – проговорил он, зашарив по карманам, – сейчас, сейчас… Гляди!
Присев на корточки, он принялся выкладывать на каменный пол монастырского коридора содержимое своих карманов. Первой на пол легла тусклая металлическая пуговица с надписью: «РЖД».
– С порченого, которого ты завалил, срезал, – деловито объяснил кореш. – Успел заметить когда? Вот то-то!
Затем появилась открывалка для бутылок – стальная, кустарно сделанная, в виде голой бабы. Причем функцию открывалки явно выполняла та часть фигурки, которой женское тело принципиально отличается от мужского. Потом к открывалке и пуговице присоседилась потертая шариковая ручка, толстая такая, с тремя переключающимися стержнями: синим, красным и черным.
– Открывалку у того гаврика вытащил, – сообщил Дега, – которого мы в подъезд отволокли. Тоже не видел, когда я ему карманы чистил? Ага! А ручка – это Анны Михайловны ручка. К ней трудно было подобраться. Изловчился только тогда, когда она половинку порченого на мушке держала. А вот еще… – Он добавил к кучке пистолетный патрон. – У товарища старшего лейтенанта спер. Из нагрудного кармана. Непросто, между прочим, было. Тем более что я ему вместо этого патрона другой положил, такой же.
– Зачем? – от удивления я даже о своей беде забыл. Ну, не совсем забыл, конечно…
– Как зачем? Это ж последний патрон был. В смысле, который для себя оставляют. Такой патрон брать никак нельзя… Вот я и поменял. Его патрон взял, а свой оставил. Копу-то все равно, а я дело сделал.
– Да зачем тебе вообще понадобилось эти дела делать? Опять клептомания твоя разыгралась?
– При чем здесь?.. Я же не для наживы. А для практики. Для развития навыков. Отец Федор наставляет: используй любую возможность, чтобы практиковаться, ставь перед собой самые сложные задачи. Я все верну… потом… при встрече… и при случае. Так, что тут у нас еще?.. – Он положил на пол розовый комочек жеваной жвачки, неплотно завернутый в истертую упаковку, и крохотный перочинный ножик, бормоча при этом: – Ну, это совсем легкотня… С мальков, когда они в нашей тачане оказались, можно было штаны снять и на головы натянуть, они бы и не почуяли. Сидели, разинув рты, таращились вокруг. А это вообще яйца выеденного не стоит, машинально увел… – Он достал очки на ремешке, те самые, сержантика очки, которые демонстрировал нам сегодня на кухне Однако. – А, вот оно, наконец!..
Дега протянул мне ладонь, на которой лежал маленький целлофановый пакетик, запаянный, вероятно, с помощью спички или зажигалки. Внутри пакетика виднелся засохший и уплощенный цветочный бутончик – когда-то белый, а теперь пожелтевший, напоминавший старинную брошь из слоновой кости.
– Я верну! При встрече! – поспешно повторил Дега. – Просто у нее в карманах больше ничего не было. Только пистолетная обойма, но ее она бы сразу хватилась. А это… в куртке, в потайном кармане, внутри… на булавку еще застегнуто. Тоже сложно было. Сложнее даже, чем с копом…
– Сегодня вытащил? – спросил я.
– Сегодня, да. Все – сегодня.
Что-то теплое разлилось у меня в груди. Будто я выпил хороший стакан гаоляновой. Я взял у кореша пакетик с цветком.
– А ты говоришь… – произнес Дега, собирая остальное барахло. – Не так она к тебе относится! Я ведь тебе завидую, Умник, – неожиданно серьезно сказал он, поднимаясь. – Зуб даю, завидую. Тебе и Ветке. Мне бы так повезло… Она ему сама все растолкует – про вас, я имею в виду. А тебе лезть не нужно. Забыл, что ли, как он прошлый раз с тобой побазарил? Ну что? Успокоился?
Я помедлил, прежде чем ответить. Прислушался к себе. Черт его знает, вообще-то… Хотя то, что стало легче, – это безусловно.
– Успокоился, – признался я наконец.
Закурить бы сейчас! Да нечего…
– Неужто отвыкать придется? – вздохнул и Дега, когда я поделился с ним этим своим желанием.
– Чем займемся? – спросил я.
Как-то странно и непривычно было задавать этот вопрос… Вот уже третий месяц я не произносил его ни в каких вариациях – занятия нам находились всегда, искать их нужды не было. Только сегодня мы из обычного графика выбились…