Пастухи на костылях

Фидан только головой снова покачал да посмотрел на уже появившиеся первые звезды. Ему такой аргумент как «не надо краснеть» убедительным не казался. И уж точно это был не повод что бы живьем себя замуровывать в этом ущелье. Это только первые несколько месяцев там красиво. А потом, извиняйте, готов пешком бежать.

Еще час им потребовался, чтобы по извилистой дороге вдоль каменистой речушки добраться до конца ущелья с небольшой туристической деревней и, миновав ее, углубиться дальше в горы. От деревушки до Лаборатории, как свое жилище звали эти двое, оставалось не больше получаса неторопливой езды.

Дом на скале встречал вернувшихся хозяев слишком праздничной иллюминацией. Освещенный прожекторами подъезд, красные, непрерывно горящие огни на антенной мачте и на вершинах двух не низких «ветряков», зеленоватая подсветка таблички сообщавшей, что посторонним вход воспрещен на воротах, и желтый призрачный свет расположенных за оградой декоративных фонарей, делали горное убежище слишком похожим на виллу обеспеченных людей где-нибудь в предгорьях Итальянских Альп. Но вот суровое окружение скал и гор, на вершинах которых угадывались в сумраке шапки вечного снега давали понятие, что людям, здесь проживающим нужна не эта роскошь, а настоящее уединение.

Как и многое в доме, включая освещение, подчиненные автоматике ворота раскрылись пропуская машину и старик провел «ниву» на площадку перед входом. Фидан даже не удивился обыденности и наивности слов, сказанных стариком, когда тот вышел из машины:

— Дом, милый дом.

— Я его давно и тихо ненавижу. — Признался Фидан, выбираясь из машины с саквояжем Штейна в руках.

Старик нахмурился и поглядел укоризненно на друга.

— Ты просто не ценишь того, что имеешь. — Категорично заявил он младшему товарищу, возившемуся с замком на входе.

Пройдя в холл, старик привычно посмотрел на экран контроля периметра и сказал удивленно:

— А к нам кто-то приходил. Посмотри, Фидан.

— Да и ладно. — Ответил, разуваясь, мужчина и проходя дальше вглубь дома.

— Фидан, ты этого человека не знаешь?

Из глубины дома откликнулся бодрый голос мужчины:

— Не знаю и знать не хочу. Все. Я в кресло сел и не поднимусь больше.

Старик тоже разулся и еще раз взглянув на заснятого камерами мужчину, появлявшегося у ворот в их отсутствие, направился вслед за младшим товарищем.

В гостиной, утопая в глубоком обитом светлой тканью кресле, Штейн принял из рук Фидана саквояж, и раскрыв его стал выкладывать на низкий газетный столик пачки денег. Преимущественно были невысокого достоинства евро, но Фидан флегматично заметил и несколько приличных по толщине пачек в банковской упаковке, словно только что из США, стодолларовых купюр.

— Это уже чистые? — спросил непонятно Фидан и Штейн покачал головой отрицательно.

— Надо будет заплатить за доступы к архивам. Надо будет отчислить ректору университета, который меня фиктивно на работу принял для знакомства с их бумагами. Надо будет посредникам выслать. Этим ты будешь Фидан заниматься. Не забудь, что надо будет отблагодарить того полковника из ФСБ, который тебе данные по конфликту скинул. Надо дать ему понять, что наше сотрудничество будет и дальше плодотворным.

— А может нафиг его? — спросил Фидан, морща лоб. — Фээсбэшник мутный такой… Нельзя с ним дел иметь. Он же за нас потом и возьмется.

— Надо, Фидан. Надо… надо быть благодарным и люди, даже если за тебя возьмутся, учтут это. Да и не станет он за нас браться. Себе дороже. Поверь старому Штейну. Штейн пожил, Штейн многое видел. — Старик с трудом поднялся из глубокого кресла и сказал: — Согрей чайку, пока я деньги уберу. Сегодня работать, смысла нет. Завтра приступим, а сегодня посидим, расскажу, что узнал и какие бумаги добыл. Тебе интересно будет.

Спокойная атмосфера дома, словно поглотила этих людей. Один не торопливо курил на кухне, ожидая пока вскипит электрический чайник, другой раскладывал привезенные деньги в сейф, спрятанный за картиной с портретом красивой черноволосой женщины. В немаленьком доме никогда не повышали голос. В нем никогда особо не ссорились и не спорили. И дом, впитав в себя ауру хозяев, щедро платил им спокойствием и чувством надежной крепости. Старик, поправив картину на стене и отойдя от нее, вздохнул, глядя на панорамное окно за которым прожектора освещали сетчатый забор и ворота с парковочной площадкой. Нашел на столе пульт похожий на дистанционный и немного, старчески щурясь, порассматривав его, нажал несколько кнопок. Свет за окном потух. Потом он, медленно угасая, исчез и в комнате, и старик встал у окна, опираясь кулачками в подоконник. Он с наслаждением впитывал в себя уже подзабытое ощущение дома. Единственного места на земле, где он хоть как-то чувствовал себя в безопасности.

Из полуосвещенного холла появился Фидан с чашками в руках и, подойдя к старику, сказал:

— Я чай налил. На столик поставлю.

— Нет. — Сказал старик и забрал из рук товарища кружку. Продолжая стоять у окна и рассматривая звезды на небе, Штейн обратился как-то оборванно и незаконченно: — Фидан… Так может случится, что я умру.