Пастухи вечности

Вероятно, они попали Эхусу в какой-то важный нервный центр, потому что шею и левую половину головы свело сильнейшим спазмом. Такой острой боли Валентин не помнил с тех пор, как ему удаляли зубной нерв. Однако Эхус не прекратил защищать человека и почти сразу впрыснул в кровь анестезирующие вещества.

Когда судорога отступила и вернулось зрение, Старший смахнул накатившие слезы и увидел, что остальные следопыты улепетывают со всех ног. Самых ярых он настиг и беспощадно раздавил вместе с деревом, за которым они прятались. Просто-напросто присел на секундочку и поерзал, чуть ли не с наслаждением слушая, как хрустит под брюхом. Еще двое обошли сзади, и опять он почувствовал жгучую боль в спине и ногах.

Так не могло продолжаться бесконечно — какая-нибудь сволочь додумается и кинет гранату! Лукас говорил, что запас прочности очень велик, но зверь не в состоянии восстанавливать одновременно больше четырех крупных артерий. Его не выращивали как боевую машину. Старший довел скорость до предела, который ему позволял ландшафт, и несколько минут бежал довольно резво. Он ощущал, как зарастает плоть на месте неглубоких ранений и выталкиваются наружу пули. Впереди показалось озеро, но он не рискнул пускаться в путь по неокрепшему льду и двинул вдоль берега по неровной каменистой насыпи. Здесь темп резко упал, пришлось пробираться, всякий раз выбирая место, куда поставить лохматую лапу. Преследователи отстали, но Старший не сомневался, что это ненадолго. Вертолет уже поднялся в воздух и трещал где-то рядом, за кедровыми кронами.

Камни закончились, вернулась мягкая почва. Теперь он бежал по лесу среди редко стоящих дремучих великанов, закрывающих лохматыми шапками вечернее небо. Пока что парни в вертолете его не заметили, но вскоре станет совсем темно. Эхус замечательно видел в темноте, но Старший потерял всякую ориентацию. Сначала ему показалось, что перед ним то самое озеро, которое он видел из пещеры, но водопад исчез, а вместо пологого холма справа расстилался все такой же дремучий лес. Он бежал, не замечая направления и не запоминая ориентиры.

Он заблудился. А зверь хотел жрать.

Валентин приметил неглубокий овраг, спустился на дно и лег в сугроб. Снег плавился, от раскаленных боков поднимались клубы пара. Старший открыл верхний люк и глотнул морозного воздуха. Минутку он посидел на чешуйчатой спине, затем пришла реакция. Валька едва успел перегнуться за край кабины, как его вырвало. Щупальца офхолдера тянулись за головой, как присосавшиеся черви. Валька понятия не имел, как их отсоединить, этот момент он никогда не успевал засечь.

— Выходит… мы с тобой навсегда, как эти… близнецы! — Валька так и не вспомнил, как назывались сросшиеся близнецы. Тело болело так, словно пинали ногами, шея плохо поворачивалась налево. Он прикусил язык и, похоже, выбил зуб. Иначе откуда во рту столько крови? Его вырвало вторично.

«Меня укачало, — повторял себе Старший, — меня просто укачало. Это не отравление, меня просто мутит от качки…»

Над кронами вспыхнул луч прожектора. Точно лезвие исполинского меча прорезало темноту и неуклонно приближалось к овражку. Позади, совсем близко, загрохотал второй вертолет.

— Не бойся! — прошептал Эхусу Старший. — Им негде сесть. Будем лежать тихо, может, и не заметят!

Ему пришла мысль, закидать Эхуса снегом. Старший уже почти вылез наружу, когда офхолдер потянул его назад. Валька поднял заплаканные глаза и на фоне лилового закатного неба увидел длинное пузатое тело, похожее на раздувшийся огурец с двумя туманными окружностями по краям и желтым глазом прожектора. Этот вертолет не нуждался в площадке, но внутри него, словно перезревшие семечки в чреве огурца, готовился вырваться наружу новый отряд обученных охотников.

Мгновением позже Валентин понял, каким образом вертолет его нашел. В мятущемся свете прожектора показались люди с собаками. Одна из собак — обычная овчарка на очень длинном поводке — бежала, опустив морду к земле. Вторую собаку Старший даже не сразу разглядел. Та самая мелкая порода нюхачей, которую он впервые встретил в собственном доме. И от нахлынувшего воспоминания о разоренной хате к нему вернулась злобная решимость. Он пошуровал по дну кабины, достал «Калашников» и улегся поудобнее. Предстояла вторая серия «веселья», и Старший не собирался пропустить начало.