Пастушья корона

— Уважаемые дамы, — торжественно провозгласила она, — позвольте представить вам… Нак-мак-Фиглей!

Ведьмы зашушукались: зал затопила толпа маленьких человечков, щеголявших синими татуировками и клетчатыми килтами.

Многие ведьмы никогда раньше не видели Фиглей. Тиффани расслышала, как нянюшка громким шёпотом посоветовала Маграт:

— Убери в подвал всё, что горит и льётся!

— Ах ты, бессердна карга как есть! — простонал Большой Человек, который прекрасно это расслышал.

Маграт рассмеялась:

— Явор Заядло, да ты прямо ходячее воплощение войны! Добро пожаловать в мой замок, но, пожалуйста, не надо пить всё подряд. По крайней мере, пока мы не победим в этой войне.

— От теперь ты дело гришь, красавка… тойсь ваше кральство. Хде война — там Фигли!

— Раскудрыть! — вразнобой взревели его воины.

Большой Человек дождался, пока крики стихнут, и заявил:

— Знатца, мы с эльфьми обходимся тыкс: сшибай всех — и пошла потеха!

Фигли снова разразились одобрительными воплями, потом вперёд выскочил Громазд Иан:

— И позарубайте себе на носьях: мы, Фигли, перед этими вертихвостыми господарами не стелемся, мы им сразу люлей даём по самое не моги!

— А моя Мораг, — добавил Хэмиш, — как хряснется кому на кумпол сверху, так он сразу брыкс! Она красавка тяжелющая и клювс и когти у ней ого-го!

— Радуйтесь, что они на нашей стороне, — сказала Тиффани, неодобрительно посмотрев на госпожу Увёртку, надменно взиравшую на Фиглей. — Не всё то золото, что блестит, — лучших воинов во всём нашем мире не сыщешь.

Ей оставалось только надеяться, что госпожа Увёртка не расслышала шепотки:

— Эт’ она чё? Мы разве како злато стырили? — спросил Туп Вулли.

— Эт’ выражёвывание тако, тупитл. Вродь как неумытые мы, — объяснил Явор Заядло.

— Но мы неумытые и есть! И этим гордые! — заявил Туп Вулли.

— Эт’ ж идиом!

— Ты кого идиомом названул?!

Тиффани рассмеялась про себя — похоже, кельда попыталась вложить в головы своих мужчин несколько новых выражений.

Явор Заядло выхватил меч (одна-две ведьмы испуганно попятились), запрыгнул на стол и с грозным видом оглядел зал.

— Ах-ха, тута с вами и господарка Белладонна, — сказал он. — Нашая кельда и мала громазда карга порешили, что с этой эльфью надо по-хорошенски обходиться, так что мы её не тронем. И всё ж таки, — добавил он, пристально глядя на бывшую королеву, — мы будем призыривать за ней в оба, нае, во все глазья, сколько их у нас есть. Нашая кельда — она стелет мяконько, аж прям так мяконько, что будто камень. Она никому нипочём не даст обещанье порушить.

— Но, господин Фигль, вы уклонились от темы! — вмешалась госпожа Увёртка. — Это военный совет, нам следует обсудить тактику и стратегию!

— Агась, судяйте на здоровье! А мы, Фигли, с штратехиями не морочимся. Знай себе коли-рубай чучундров, да так, чтоб им повылазило, а ежли не вышло — балдой работай, и всех делов!

Заметив, как вытянулось лицо госпожи Увёртки, Тиффани весело спросила:

— Как думаете, вы сможете поработать головой, госпожа Увёртка?

Ведьма адресовала ей Взгляд и гордо заявила:

— Смогу, если посчитаю нужным.

К удивлению Тиффани, остальные ведьмы встретили её слова с восторгом и даже похлопали ей, и в кои-то веки госпожа Увёртка от души заулыбалась.

— А этой мопсихе поперёх путю не шлындрай! — заметил Явор Заядло.

— Ах-ха, — поддержал его Громазд Йан. — У ней зубья как у волчуньи.

— Ну что, подавай сюды этих эльфьёв, мала громазда карга, ужо мы им наваляем боки! — крикнул Большой Человек, и Фигли вновь разразились воинственными воплями, вскинув свои мечи и дубинки:

— Нак-мак-Фигли не сдаются!

— Громазд подзадник для всего чучундрачества!

— Долой королька! Долой кральку! Нас не окрутнёшь!

Тиффани улыбнулась:

— Если Белладонна права, эльфы явятся уже этой ночью, когда на небе засияет полная луна. Дамы… и Джеффри, — обратилась она к ведьмам, — ступайте по домам и отдохните немного. А мне надо лететь в мой удел. Доброй ночи и удачи вам всем.

— Да осияют наш путь звёзды и оберегут нас благоприятные руны! — с важным видом провозгласила госпожа Увёртка — она всегда старалась, чтобы последнее слово оставалось за ней.

Тиффани любила маленькую комнатку, в которой она выросла. Родители не стали там ничего менять. Когда не было дождя или сильного ветра, Тиффани спала с открытым окном.

Вернувшись домой, усталая после долгой дороги, полная тревоги из-за предстоящих испытаний, но исполненная надежды передохнуть хотя бы несколько часов, она была счастлива очутиться в своей комнатке, такой родной и знакомой. Комната давала ей силы, давала чувство, что она, Тиффани, наконец-то очутилась там, где ей место. Ведь она — Болен.

«Встаю с постели — Болен, иду спать — опять же Болен», — прошептала она с улыбкой. Так любил говорить её отец. Это была их семейная Шутка.

В детстве Тиффани закатывала глаза, услышав Шутку в очередной раз, но теперь мысль о ней согрела её.

А на полке в комнате стояла фарфоровая пастушка[54].

Матушка Болен.

Рядом Тиффани положила пастушью корону.

От Болена к Болену, от старшего к младшему.