Пастушки облаков

Договорившись с подругами, «спасшими их от вечного заточения в темнице», встретиться вечером в кафе, приятели возвращались в свой «частный сектор». Сразу за регулируемым переездом с домиком смотрителя — поворот на просёлочную дорогу, вытянувшуюся вдоль лесополосы параллельно «железке». Обгоняя, низко и неслышно пролетел на убранном газу и приземлился недалеко впереди «кукурузник», вспылив обочину. Ярко-рыжий кот спрыгнул на землю, лётчик неуклюже последовал за ним, защитные очки с «бровями» сдвинул на лоб и, направив пистолет на подбежавшего первым Марка, крикнул простуженным голосом:

— Ты кто? Где немцы? Где самолёт подбитый сел?

— Это кино снимается? Про войну?

Воздушный ас оказался девушкой с короткими русыми кудряшками, выбивающимися из-под шлема, и белым шёлковым шарфиком вместо подворотничка.

— А вы артистка?

— Ага, снимай штаны, будем знакомиться! «Ночные ведьмы» мы для немцев. Для наших — феи, а смертью храбрых павшие — пастушки облаков. Комсомольцы? Чё не на фронте? Дезертиры?

Не дослушав отвечавшего вопросом на вопрос, потребовала газету, торчащую из пакета с банками. Разглядев дату «Новой газеты», военлёт выругалась, тряхнула головой, будто освобождаясь от наваждения; выслушав подтверждение, какой нынче год, крикнула штурману во второй кабине:

— Глаша, чуешь? Подивись, тута у нас женихи из двадцать первого века! Об этом коли доложить, а адъютант эскадрильи в листок происшествий лётной книжки впишет — комиссуют в психушку. Тикать отсель! Ну-ка, дюжий кучерявый, подсоби девушке на крыло стать, раной ноги маюсь. В банке паучок? У меня такой же, вроде амулета.

Наклонившись и сомкнув кисти рук «ступенькой», Марк чихнул на неровно вышитую голубую незабудку в уголке портянки, выглядывающей рядом с его газетой из серого от пыли широкого голенища.

— Салфет Вашей милости!

— Красота Вашей чести! — ответил машинально Марк.

Мирослава рассказывала: такой обмен любезностями, кем-то однажды произнесённый за завтраком, стал традицией в полку «ночных ведьм» и даже звучал по рации как пароль и отзыв в переговорах разведчиков погоды с командным пунктом.

— Откуда знаешь позывные эскадрильи?

— От прабабушки Мирославы. За восемьдесят, а память — дай Бог каждому. У Евтушенко стихи про лётчиц в войну — читает наизусть.

— Я тоже Мирослава, одна Мирослава на весь полк. А Евтушенко — это кто? Ржавый, кыс-кыс.

— Кот тоже талисман?

— Мыши перкаль грызут и проводку. От винта!

Игорёк, торопливо надёргавший пучок полевых цветов вперемешку с травой, красивым жестом ловко бросил охапку в кабину штурмана, словно то были театральные подмостки. После короткого разбега тёмно-зелёный биплан, с надписью «Мстим за боевых подруг», красными звёздами в белой кайме и мышеловом на коленях пилота, неуверенно оттолкнулся от земли, оставляя, хвост, плотный шлейф дорожного праха цвета седой бороды. Воздушное судно сделало круг, не набирая высоты, пилот помахал рукой, не ангельский голос с небес прокричал что-то.

— Что-что они там?

— «Феи сено не едят!» Дуры, мои цветы выбросили. Вообще, шо это было?

— Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд, то грудями колыхают, то задами шевелят, — Марк отряхнул штанины. — Кот линяет. Наверняка это юмористки-пилотессы из аэроклуба. У них фестиваль исторической, этой, как её… реконструкции. «Дорогами Великой войны» — так называется. Ихний подскок (запасной аэродром. — Ред.) рядом. Прабабусю приглашали, как ветерана. Была на открытии.

— Непривычный вид без макияжа — как монашки. Видать, специально не крашенные, для натуральности. И бензином пахнут. Думали, мы поверим, что они прямо с войны в наше время перелетели. Улыбнитесь, лохи, — это прикол!

— А смотрятся убедительно — лейтенант с двумя кубарями на «этажерке». Прабабка что-то говорила про похожий случай с нею на войне. И вошебойка редко приезжала, стирали робы в бензине. Кстати, пилотесса симпатичная, глаза дюже голубые, аж васильковые. На мобильник мы их так и не сняли?

Когда друзья вышагивали по тротуару автодорожного моста, мимо, с явным превышением скорости, промелькнула легковушка, похожая на аспидную иномарку соседки Розалии Германовны. Преследовавшая полицейская машина на повороте перед въездом на эстакаду вдруг завиляла, повизгивая, и, стремительно съехав с обочины, увязла в камышах. «Мила своим движением вода остановившемуся человеку», — вспомнил Марк чьи-то строчки, стоя на самой середине моста и вытряхивая из банки останки богомола в реку, взволнованную состязанием двух «безбашенных» гидроциклов.

Марку подумалось: если представить, что это был бы не розыгрыш, то, вернувшись к своим, они показали бы газету из будущего, где нет Советского Союза, Россия строит капитализм, а Германия — ведущая страна Европы. Газету, конечно, признают фальшивкой и сфабрикованной провокацией, а доставивших её на фронт — расстреляют. Для них было бы лучше — выбросить её.