Пастушок

Ирка долго не отрывала взгляд от окна. Перед ней мелькали какие-то городки, деревни, поля, залитые солнышком. Полустанки, мимо которых проходил поезд, хранили облик семидесятых годов. Ирке это нравилось. После Электростали она и Дмитрий Романович уступили место двум старушенциям, вышли в тамбур. Там из-за грохота приходилось почти кричать.

– Я очень прошу вас обдумать мою идею, Ирочка, – произнёс Керниковский, взявшись за перекладинку на звенящей двери, – я вам согласен платить восемьсот рублей за академический час. Больше не могу. Но это – средняя ставка преподавателя игры на гитаре с выездом на дом.

– Я ведь не гитаристка, Дмитрий Романович, – возразила Ирка, – мне самой нужно позаниматься и что-нибудь почитать перед тем, как браться за это дело. И восемьсот рублей – это слишком много. Я столько с вас брать не буду.

– Это единственный камень преткновения?

– Не единственный! Я ведь вам объяснила, что происходит в этой квартире.

– Вы про рояль?

– Естественно! И про дверь. Мне ведь не могло показаться, что я толкаю её рукой, а она – ни с места. Кто-то снаружи её удерживал с большой силой.

На Салтыковке вошло много пассажиров. Но ни один из них не остался в тамбуре. Когда поезд снова загрохотал по рельсам, Дмитрий Романович предложил:

– Рояль вы можете выкинуть, пользуясь позволением Ольги Фёдоровны и Бориса Владимировича. Дверь – снять. Я вам помогу. Зачем вам дверь в ванную? Вы в квартире одна живёте.

– Дмитрий Романович, вы смешной! Вы очень забавный. Кончится тем, что вы мне предложите убрать мебель, стены и пол, чтобы невидимка, который бродит по этой странной квартире, не имел способа о себе напомнить. Нужно решать вопрос с невидимкой, а не с вещами, к которым он прикасается!

– Безусловно. Но каким способом вы планируете решить этот щекотливый вопрос? Уж не переездом ли?

– Переездом.

– А если он за вами увяжется?

Ирка вздрогнула.

– Как – за мной?

– Да элементарно. Ему ведь нужно что-то от вас! Это совершенно понятно. В этой квартире никогда не было ничего похожего. Ольга Фёдоровна и Борис Владимирович пристали к вам с этим самым роялем только из-за того, что он половину комнаты занимает и может вам помешать.

– Тогда почему они сами его не выбросили на свалку, прежде чем сдать квартиру на долгий срок?

– По сентиментальным соображениям. На нём, видите ли, играла их дочь, которая умерла. И они решили: попросят выкинуть – выкинем, нет – так нет. Такая история.

Ирка вышла в Новогиреево. Ей оттуда было недалеко до места её работы. Дмитрий Романович, как обычно, поехал дальше, до Курского. День у Ирки не задался. Лариска бесила – то разговорами, то молчанием. Ни один покупатель не набрал больше чем на пятьсот рублей, а важничал каждый так, будто собирался взять на пять тысяч. Ослов этих было столько, что пообедать толком не удалось. Вечером, простившись с Лариской на транспортной остановке, Ирка влезла в маршрутку до улицы Молдагуловой, где была их с Женькой квартира. Усевшись и взяв билет, она позвонила Женьке.

– Я занята, – ответила та не менее важным тоном, чем самый глупый из давешних покупателей, – я работаю.

– У меня короткий вопрос. Можно я возьму одну из твоих гитар на пару недель? Если сейчас будет с твоей стороны отказ, я её возьму всё равно. Но при этом выброшу саксофон.

– Бери, только отвяжись!

Ирке не хотелось столкнуться с кем-нибудь из соседей. Ей повезло – пока она ехала, на Москву посыпался снег с дождём, так что во дворе обычных любителей почесать языками не оказалось. Женьки, действительно, дома не было. Это Женьку спасло – старшая сестра вряд ли бы смогла устоять перед искушением дать ей в рыло при виде свинства, которое воцарилось в доме за двое суток. Альт-саксофон лежал, сволочуга, на видном месте. Переступая через плевки и презервативы, Ирка с матерной руганью добралась до угла, где заросли пылью две препоганейшие гитары – акустическая и классическая. Сдув пыль со второй, она обнаружила, что на месте первой струны висят два обрывка. Момент для старой гитары настал опасный. Был уже сделан замах, чтоб грохнуть её об угол стола. Но тут Ирка вспомнила, что какие-то струны раньше лежали в большом шкафу – внутри бабушкиной вазы, где Женька прежде держала двух головастиков. Там они и остались. Конечно, не головастики. Они умерли в первый день. Схватив нужную струну, гитару и стопку нот, которые также принадлежали Женьке, Ирка бегом покинула свой родимый свинарник и понеслась в Павловский Посад.

Глава четвертая