Пастырь

Михась чиркнул спичкой, услужливо поднёс огонёк к кончику папиросы. Но только лишь затлел табачок и появился первый дымок, парень отшатнулся и нервно затряс в воздухе погасшей спичкой.

— Ты чего? — не разжимая зубов, удивлённо воззрился на округлившиеся от страха глаза подручного Лёва Задов.

— Папироса улетела, — дрожащими пальцами указал причину душевного потрясения Михась.

Лёва Задов опустил взгляд и не увидел кончика папиросы, зубы сжимали пустую смятую бумажную гильзу. Глаза инстинктивно заметили движение в паре метров. Вечерний ветерок погнал по траве белый обрывок папиросы. Лёва, на мгновение окаменев, скосил глаза в сторону далёкого шамана.

Ронни указывал вытянутым пальцем левой руки в сторону курильщика, словно целился из невидимого пистолета. На устах инока играла дьявольская усмешка. Ронин был доволен точным выстрелом.

Лёва мог поклясться иудейским богом, что не слышал звука выстрела. Но куцый окурок в его зубах молча доказывал обратное — дьявольская пуля срезала папиросу. Дискутировать с проклятым шаманом совершенно не хотелось.

Лёва Задов оттаял, выплюнул мокрый окурок и еле сдержал ладонь, чтобы не утереть холодный пот со лба.

— Михась, по — моему, нам и так уже ясно видна меткость стрелка. Не стоит попусту тратить время. У нас своих дел в штабе полно. Пошли ка отсюда, пока совсем не стемнело.

— Ага, командир, потопали назад, — стараясь не производить резких движений, очень медленно кивнул подручный и первым, крадучись, двинулся к спасительным кустам.

За спинами контролёров раздались выстрелы маузера, но пули стучали по мишеням в стороне от верно выбранного направления ретирады.

Коленки у Лёвы Задова предательски дрожали, однако дефекты в походке подчинённый спиной разглядеть не мог, и начальник контрразведки наконец-то позволил ладони утереть пот со лба. Не хотелось даже думать, что было бы, если бы шаман оказался не столь искусен в колдовской стрельбе. Выбитыми зубами дело могло не обойтись.

Теперь Лёва Задов, наконец-то, понял: отчего это неустрашимый батька Махно так уважает пришлого инока и запрещает лихим атаманам конфликтовать с Рониным и его подопечными. Видимо, не все слухи о крылатом демоне вымысел — врагов выдуманной пустышкой не запугать, имеется богатая основа для ужасных сказок. Однополчане много рассказывали в ходе товарищеских попоек фронтовых баек о чудо — головорезе. Да и в среде белых казачков чёрного демона жутко боялись, о том пленные на допросах откровенничали с Лёвой Задовым без утайки. Зря раньше не верил. Начальник контрразведки за малым не испытал силу казацкого шамана на собственной шкуре. Впредь Лёва Задов зарёкся обходить Сына Ведьмы десятой дорогой.

Одинокий Ронин чудом ухитрялся жить отшельником в центре бурлящего людского океана. Никто, кроме парочки близких друзей, Андрюхи и Вито Лосано, не понимал его устремлений. Внутри остывающей революционной души казака — анархиста медленно, но неотвратимо, нарастала ледяная глыба айсберга, грозя отколоться от родных краёв и унести мятежную душу в свободное плавание. Разгорающаяся за призрачным горизонтом зарница всё сильнее манила странника в безбрежную даль.

Глава 9. Золото Махно

Летний вечер. Спокойно на сельском погосте. Множество свежих деревянных крестов выстроились ровными рядами, словно безмолвные шеренги солдат, замершие перед командующим. Последний парад принимали сразу два анархистских батьки.

Левая ладонь Махно покоилась на рукояти шашки, правая крепко стиснула мохнатую папаху. Стоящий рядом с низкорослым атаманом бородатый детина закончил читать длинную молитву и размашисто перекрестился. Проникновенную речь батюшка Алексей обращал к крайнему покосившемуся кресту над высоким холмом братской могилы. Слушателей, кроме атамана анархистов, у проповедника не осталось. Да и последний давно ушёл бы вслед за соратниками поминать чаркой горилки павших бойцов революции, если бы Алексей не попросил задержаться для приватной беседы.

— Душевно молебен читаешь инок, — натягивая папаху на густую гриву волос, похвалил Махно и тут же посетовал: — Жаль только вхолостую стреляешь словами в небо. До бога высоко, а мёртвым белякам из — под земли не слыхать. Наших хлопцев добром помянул на том бы и успокоился. А то братва уж косо смотрит на твои чудачества, доносов в штабе накопилась бумажная гора. Ты врагов отпеваешь вровень с боевыми товарищами.

— Поле боя опять за нами осталось — нам земле и придавать всех павших в бою. Своих и чужих, — вынул из-за ремня портупеи смятую папаху Алексей и, расправив, надел. — Негоже бросать людей в поле гнить, не по заповеди господней.

— Лучше бы ты, лекарь, оправдывал своё благочестие медицинской гигиеной, а то, батюшка, от показного благолепия революционные массы ропщут, — кисло скривился вождь анархистов. — Трупы беляков гуртом можно было бы и в сторонке, в овражке, схоронить. Даже креста ставить не обязательно. Законы божьи на войне нарушать не возбраняется — все в грехе живут.