После такой демонстрации божественной силы Андрюха обязательно умудрялся выгодно сбыть состоятельным купцам толстый томик церковной писанины, что досталась в нагрузку на Маньчжурской границе. Продавал втридорога. Но купцы не скупились, брали как свидетельство об увиденном чуде. Потом весь Сибирский тракт гудел рассказами о богатыре-монахе и его чудо-пиле. Мужики с завистью вздыхали о такой полезной в хозяйстве вещице. Ведь местные грамотеи-интеллигенты умели лишь теорию электроэнергии заумно излагать, а ничего путного изготовить для крестьянина не могли. Многие умники даже не верили в историю о самоваре на колёсах и мече-кладенце, который в руках могучего инока вековые ели косил, как траву. Вот тут-то купцы и доставали из сумки увесистые церковные фолианты. Положив руку на святое писание, можно было поклясться Господом Богом, а коли и это не помогало, то вразумить неверующего, приложив с размаху объёмистой книгой по глупой башке.
Подолгу задерживаясь в уездных городках, Алексей обязательно посещал местные книжные магазины и прикупал техническую литературу. Даже в дороге он ухитрялся учиться. Электромобилем правили посменно Вито Лосано с Андрюхой, Алексей же в одиночку кочегарил в автоприцепе. Зато никто не видел, как Сын Ведьмы колдовской силой закидывал в топку поленья. Сам же кочегар, развалившись в кресле, неспешно перелистывал страницы заумных книг. Фургон освещался электрической лампочкой, поэтому использовать библиотеку на колёсах можно было даже ночью. На длительных стоянках к гуттаперчевому ученику присоединялся учитель. Наряду с повседневными занятиями Вито Лосано обсуждал с молодым коллегой новые технические решения. Алексей же в свою очередь обучал испанца премудростям русского языка. Витёк, как его окрестил Андрюха, к концу автоперехода уже сносно понимал местную речь, хотя и стеснялся говорить на людях.
К исходу лета путешественники достигли Дикого поля, территории между Днестром на западе и Доном и Хопром на востоке. По инерции, двигаясь в сторону фронта, въехали в Екатеринославскую губернию и решили остановиться в уездном городке Александровске.
Надо сказать, что пока дорога пролегала сквозь лесистую местность, недостатка в бесплатных дровах не было. А вот когда выкатились в степи, то пришлось держаться близ железной дороги. На станциях всегда удавалось разжиться мешком угля. Андрюха хоть и тяжко вздыхал по вылетающим в трубу денежкам, но иного решения топливной проблемы предложить не мог. Не кидать же в топку вонючие лепёшки кизяка, которыми топили печи местные крестьяне. Дрова в сёлах стоили дорого.
Подкатившись к станционному топливному складу, Андрюха отправился менять бутыль самогона на уголь. Такой нехитрый бартер позволял хитровану экономить отрядную казну. Выгоднее было по пути прикупить запас дешёвого самогона у крестьян, чем платить живую копеечку железнодорожникам.
Как всегда вокруг кабриолета с прицепом собралась толпа зевак. Гадали, зачем на фургон дымящуюся трубу пристроили? Одни высказывали предположение, что это полевая кухня на колёсах, другие указывали на толстый кабель, соединяющий его с необычным автомобилем, и отмечали сходство с паровозом. Только один солдат, в измазанной углём форме, во все глаза глядел не на чудаковатый агрегат, а на вышедшего из фургона высокого чернобородого парня в монашеской рясе.
– Алексей? – с прищуром разглядывая инока, неуверенно обратился солдат.
– Он самый, – обернулся к нему Алексей, пытаясь припомнить того в лицо. – Почём знаешь?
– Так я Брагин Васька, в одном полку воевали, – радостно заулыбался сослуживец. – Дело было ещё в Карпатах, пару лет назад.
– Воевал, – согласно кивнул инок.
– Ты ещё тогда казаком был, а потом санитаром, – напомнил послужной список знакомец.
– Отойдём в сторонку, вспомним былое, – не захотел прилюдно раскрываться Алексей.
– Коль махорочкой угостишь, отчего же не поговорить? – пошёл вслед за парнем солдат, но по пути вспомнил: – Ой, да ты, кажись, не курил тогда.
– И сейчас не балуюсь, – степенно огладил ладонью густую короткую бороду молодой инок.
– В Сибири не научили? Тебя же военный трибунал осудил. Помню, даже расстрелять хотели вместе с товарищами. По слухам, вас тогда наш дивизионный контрразведчик, Кондрашов, у жандармов еле отбил.
– И что теперь с добрым капитаном сталось? – усаживаясь на штабель ошкуренных брёвен, озабоченно вздохнул Алексей. – Жив ли? Почитай, уж три года как война идёт.
– Когда я в госпиталь попал по ранению, то Эдуард Петрович уже в майорах ходил, – присел рядышком сослуживец и пожал плечами. – Жив, поди. Штабные в штыковую атаку не бегают.
– Я с капитаном в разведку по немецким тылам ползал, – нахмурив брови, заступился за боевого офицера Алексей. – Толковый вояка.
– Может, и так, – чуть отстранился от статного инока солдат. – Мы люди простые, с офицерами задушевных бесед не вели. А теперича и вовсе на разных языках говорим. Народу война обрыдла, а офицерьё солдатушек на убой всё гонит.