Пастырь добрый

– Чудо, – откликнулся Бруно, не замедлив с ответом ни на миг, и майстер инквизитор обернулся, глядя в серьезное лицо подопечного, пытаясь отыскать в нем тень насмешки и не видя таковой. – А что, по-твоему? – пожал плечами подопечный, перехватив его взгляд. – Сегодня здесь случилось то, что не укладывается в рамки фактов, данных и логических выводов. Логически рассуждая, сегодня здесь должно было стать на троих кадавров больше, а вон тот говнюк – на три доли счастливее. Факты говорили о том, что мы, как два кутенка, должны были утопнуть в этом дерьме, даже булькнуть не успев. Все данные сходились на том, что и мы, и святой отец с нами вместе должны были отправиться в мир иной… очень иной. Но случилось чудо. Мы живы. Оно… уж не знаю, что это было… ушло; сбежало с поля боя, поджав хвост или что там у него вместо хвоста – щупальца?.. И, позволь заметить, сомневаюсь, что дождь, разразившийся прямо над нами, именно в тот момент, так вовремя – случайность, а уж тем паче, дождь в этом месте, где ни капли воды не падало больше восьмидесяти лет. Посмотри вокруг; это место встречает свой конец. Если ты и сегодня скажешь, что все это – совпадение…

– А ты, как я вижу, ничему не удивился? – отозвался Курт тихо. – Или чудеса в твоей жизни попадаются на каждом шагу, что ты столь спокойно их принимаешь?

– А ты уж больно удивлен самой возможностью этого чуда – слишком удивлен для инквизитора.

– Именно как инквизитору – известно слишком много ситуаций в жизни, когда чудо было более необходимо, чем сегодня, и спасти оно могло, быть может, жизни более нужные, чем наши.

– Откуда тебе знать? – возразил Бруно уверенно. – Может, сегодня здесь решалась судьба мира, или же твоя или моя жизнь по какой-то причине стоит сотен других? А может, мы тут и вовсе никто, и все произошло ради прославления нового святого?

– Это какого же? – уточнил Курт напряженно, и подопечный улыбнулся – почти снисходительно:

– Того самого, которого ты обозвал старым дураком и которому прочил келью в доме призрения; в одном с тобой соглашусь – со святыми разговаривать ты не обучен. А по-твоему, кто вытащил нас из этого? Не твои же молитвы. И не мои, – уточнил Бруно с усмешкой, – я не молился. Я клял все на свете и поминал не того, кого надо…

– Предлагаешь мне так и написать в отчете – «Deus redemit nos de hostibus nostris huius secundum magnitudinem misericordiae eius et per orationes ministrum Christi[215]»?

– Ты еретик, Курт, знаешь об этом? – вздохнул тот в ответ. – Ты безоговорочно признаешь за темными силами возможность и способность действовать в нашем мире, в людских душах – да где угодно, но лишаешь этой привилегии силы светлые. Накатать бы на тебя доносец, вот только Керн, сдается мне, на тебя уже махнул рукой.

– Никакие они не светлые, – отозвался Курт серьезно. – И докричаться до них – в самом деле чудо. Тех, кого ты назвал темными, – много, как грабителей по дорогам, а Тот, Кто вот так услышит и поможет – Он один. Как ненароком повстречавшийся на все той же дороге солдат с неправдоподобно развитым чувством долга. Который, по секрету тебе скажу, вовсе не знает о том, что и где происходит в каждый миг жизни этого мира, а посему надо быть уж очень необычным человеком, чтобы суметь сообщить Ему о каком-либо нарушении порядка, требующем Его личного вмешательства. Причины же, по которым Он, услышав или узнав о нарушении самостоятельно, избирает ту или иную линию поведения, решает, вмешаться или нет – и вовсе непостижимы.

– Неисповедимы пути Господни, – наставительно подытожил Бруно. – Для тебя это новость?

– Я уже привык к тому, что земля эта дана нам вместе со всей грязью, что на ней, чтобы мы барахтались в этой грязи, как сами умеем. Без помощи, в крайнем случае – с советами, в которых еще поди разберись, дельные они или это полнейшая ересь и абсурд. И когда кто-то там, – Курт неопределенно кивнул вверх, откуда падали стремительные хлесткие струи воды, – вмешивается, я чувствую себя довольно неуютно.

– Вот оно что, – протянул Бруно. – Закономерностей не видишь. Система нарушается, и у Курта Гессе бессонница. Адепт вечных устоев. Поборник порядка. А не все в этой жизни можно распланировать и предусмотреть. Homo proponit, знаешь ли, sed Deus disponit[216].

– Это и раздражает.

– Господи, Ты слышал? – с усмешкой обратясь к темным небесам, вопросил подопечный. – Ты его раздражаешь… Ты чем недоволен, в конце концов? Тебе жизнь спасли и душу, заметь, что гораздо важнее, а ты брюзжишь, что перед этим Господь не ниспослал тебе голубя с уведомлением. Дают – бери. Скажи «спасибо» и ложись спать. Deo autem gratias qui dedit nobis victoriam per Dominum nostrum Iesum Christum[217]; сегодня это будет неплохой вечерней молитвой.