Пастырь Добрый

Путеводитель по Риму я купил у Вольфа [388] и послал тебе, не знаю, угодил ли? Я только что приехал из Крыма. Поправился несколько. Но в Москве меня терзают, не вижу минуты свободной и никак не могу еще привыкнуть. Там только видел море и горы и не знал ничего, а здесь крик, шум, вертится постоянно народ и не дает отдохнуть.

Ивана Матвеевича я просил выслать тебе просимые 50 руб. Меня очень удивляет твое обязательство. Какие могут быть расчеты у отца с детьми. Мне ничего не нужно, все ваше. Я живу для вас, и мне бывает очень приятно, когда я могу что–нибудь сделать для другого, а тем более для своих детей.

Будь уверен, если тебе нужно еще, я вышлю тебе. Пользуйся случаем. Прощай, дорогой сыночек. Будь здоров и спокоен. Льщу себя надеждой, что в новом доме наступит у нас и новая жизнь. Нюшка [389] выдержала экзамены и уехала в Алексино. Очень довольна твоими письмами.

Целую тебя крепко.

Любящий тебя папа

Письмо 6

 [390]

26 июня, 1915. 6 час. утра. Кастрополь.

Дорогой Сергунчик!

Я 18–го приехал в Кастрополь. С дороги я послал тебе два письма, в которых благодарил тебя за открытки. Я получил их при выезде моем на вокзал. Мы все были очень довольны ими, и я дал по открытке провожавшим меня тете Оле [391], Нюше [392] и Оле [393]. В настоящее время чувствую себя хорошо. В Кастрополе живут из твоих знакомых: Челушкин — худой и больной и Петровы. Сеня по–прежнему гуляет и болтает много, а сама все плачет о муже и о дочери, умершей в апреле месяце от тифа, полученного ею в лазарете при уходе за ранеными; проживает у нас католический Петербургский митрополит Ключинский [394] со ксендзом; жизнь в Кастрополе протекает по–прежнему. Пиши мне почаще, как ты мне обещал. Из Москвы я, кроме твоего письма от 17 июня, не получал ни одного.

Мои милые дочки наверно забыли о моем существовании, и как–то было грустно: всем письма, а мне ничего.

Будь, дорогой сынок, жив и здоров. Я хоть и не совершаю теперь Богослужения, но так за домашнею молитвою поминаю тебя.

Благословение Господне да будет над тобою.

Целую тебя крепко.

Твой горячо любящий папа

Письмо 7

 [395]

Кастрополь, 28 июня 1915 г., 6 час. утра.

Дорогой Сергунчик!

Вспомнил дорогую нашу с тобой маму, посылавшую постоянно из Кастрополя на память нам в Москву в письмах цветы, решил и я послать тебе, любимый мой сыночек, мимозу.

Поздравляю тебя с Праздником Вознесения Христова и наступающим Петровым днем и желаю тебе здоровья и душевного спокойствия. Со мной по временам бывает хорошо, а то сжимается сердце, всех мне Вас жалко, хочется видеть, обнять и поцеловать крепко, и нисколько не утешает крымская жизнь. Какая–то чувствуется пустота, все болтают пустяки, говорят только о столе, интересуются сплетнями и т.д., и мне становится очень душно. Я очень доволен за тебя, что ты живешь совершенно в других условиях, пред тобой постоянно рисуются картины серьезной, настоящей, духовной жизни. Полетел бы я на крыльях к тебе и наверно скажу, меня сильно бы захватила ваша жизнь, но, к сожалению моему, здоровье не позволяет мне совершенно. Сейчас прочел в донесении Верховного Главнокомандующего [396] о взятии 11 тысяч в плен немцев [397], порадовался, с чем и тебя поздравляю. У нас все собравшиеся на море с большим одушевлением пели «Боже, Царя храни» и очень были радостно настроены. Будем надеяться, что Милосердный Господь поможет нам одолеть озверевшего врага и обновить нас во всех отношениях всех… Благословение Господне да будет над всеми Вами.

Целую тебя крепко, дорогой мой милый сыночек.

Письмо 8

 [398]

1915 г., июня 30. Кастрополь.

Дорогой Сергунчик!

Получил ли ты мои письма? Живу скоро две недели в Кастрополе и послал тебе не менее шести писем, а от тебя в ответ не получил ни одного. Жив ли, здоров ли? О себе скажу, что стал несколько поправляться. Чувствую себя лучше, но страшная скука. Из Москвы, кроме двух твоих писем от 17 и 18, пересланных тетей Олей [399], и письма от Оли, тоже не получил ни одного.

Хорошо, что я взял с собой Златоуста, которого уже дочитываю теперь, а что будет дальше, не знаю. Если тебе что нужно, то непременно напиши тете Оле, и она вышлет тебе немедленно, мы с ней об этом уже условились. Будь здоров. Благословение Господне да будет над Вами.

Крепко, крепко целую тебя, дорогой мой, горячо любимый мною сыночек Сергунчик.

Письмо 9

 [400]

Кастрополь, 2 июля 1915 г., 6 час. утра.

Дорогой мой Сергунчик!

Каждое утро, по обычаю, тянет тебе написать. Берусь и сегодня и, хотя не имеется под руками материала, однако, исполняя установившийся порядок, скажу, во–первых, о себе, что все находят в моем здоровье улучшение, то же чувствую и сам, о ребятах мало имею сведений, хотя прислали мне по письму, но очень краткому.