Пастырь из спецназа

– Да какая разница, за чем я охотился?! Все одно, ты мне подчистую все расчеты сломал! Принесла же дебила нелегкая! Не мог другим маршрутом поехать!

Отец Василий на секунду задумался и вдруг усмехнулся своим мыслям.

– Не вини других, Борис, – сказал он. – Ты знал, что все это кидалово. Ты знал, что это всего лишь бизнес… И какая разница, кого кинули: ты или тебя – все одно правды в этом деле не было и нет…

– Может быть, ты и прав, поп, – после некоторого раздумья согласился костолицый. – Если только правда вообще где-то есть…

Отец Василий опрокинул в себя очередной стопарик и вдруг подумал, что вот оно, предсказание гадалки, сбылось – он делит хлеб со врагом…

* * *

Назад они со Стрелкой шли пешком. Своенравная кобыла вела себя, как избалованная молодая жена с целиком подчиненным ее красоте и своенравию муженьком, и упрямо не подпускала к себе подвыпившего хозяина.

Отец Василий поднял руку, чтобы привести «лошадиную силу» в подчинение, но вместо этого вдруг рассмеялся и примирительно хлопнул ее по крупу. Он мог бы подчинить ее своей воле в несколько минут, но внезапно осознал, что не хочет этого делать. Потому что тогда из их со Стрелкой отношений исчезнет что-то гораздо более важное – по крайней мере, для него.

Где-то там, позади, так и остался сидеть у ночного костра в зимнем березовом лесу этот странный, глубоко одинокий человек, считающий, что в мире нет ни справедливости, ни божьего провидения. А отец Василий шел себе вдоль трассы бок о бок с немолодой кобылой и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Он знал, что придет домой, поставит эту капризную и обаятельную в своей непосредственности животину в сарай, поднимется на крыльцо, дождется, когда Олюшка откроет дверь, бережно прижмет ее теплое, пряно пахнущее тело к себе и спросит: «Как наши дела?» И ничего более на самом деле для счастья не нужно, потому что это и есть счастье…

Вообще чем дольше жил он на свете, тем острее понимал, что люди сами делают себя несчастными. Не умеют простить другим пустячный грех и несут в себе злобу по многу лет. Завидуют чужому, пусть и незаслуженному, успеху и не хотят признать, что и им судьба время от времени дает шанс…

Священник подошел к шашлычной Анзора и остановился. Ему вдруг ужасно захотелось пива и шашлыка. И хотя он прекрасно понимал, чем обернется пиво после спирта, желание было таким сильным, а огонек мангала таким призывным, что он не удержался и, привязав Стрелку у столба, вошел под навес.

– Батушка прышел! – обрадовался Анзор. – Проходы, батушка! Пиво ест, шашлык ест – што будэшь?

Отец Василий огляделся, приметил в углу компанию местных шоферов и махнул рукой:

– Неси и то и другое.

* * *

Шоферы «посидели» уже хорошо. Даже после того как у него самого пиво упало сверху на спирт, отец Василий понимал: ребятам давно хватит. Тем более что тема для обсуждения была весьма щекотливой.

– Ты мне лучше скажи, где мои бабки?! – надрывался лысый пузатый водитель бензовоза.

– А чего ты у меня спрашиваешь? Ты у них спроси!

– Так ведь ты же, сука, мне и посоветовал их туда вложить!

– За базаром следи!

Мужики обсуждали судьбу акций принадлежащей сектантам автотранспортной фирмы. Как и ожидалось, эта стандартная «пирамидка», выплатив первые супердивиденды, дальнейшие платежи приостановила, и все расчеты новых усть-кудеярских «бизнесменов» рухнули в несколько дней. Причем формально никто ничего такого не говорил, напротив: сектанты всячески подогревали дальнейший интерес акционеров к «нашему общему бизнесу», но дальше разговоров дело не шло, да и идти не могло – денег в кассе просто не было.

Единственное, что еще удивляло отца Василия в этой истории: почему руководители секты еще не свалили куда подальше. Дело сделано, «сливки» сняты; чего еще ждать? Видимо, или не все «сливки» сняты, или сектанты намеренно тянут резину, дабы потом, когда терпение лопнет и люди просто перестанут поддерживать сектантские фирмы, прикинуться невинными овечками и сказать: «А что вы хотели? Вы же сами все развалили! Потерпели бы чуток, и стали бы все богачами!»

– А кто тебе виноват?! – заорали за соседним столом. – Я, что ли?! Я к тебе в карман не лазил!

Загрохотали красные пластмассовые стулья, и мимо священника пролетела тяжелая пивная бутылка.

– Эй, там… – недовольно приподнялся он. – Полегче нельзя? – и в следующий миг принял прямо на руки бесчувственного водителя бензовоза.

Трудно было сказать, чем его так уделали, но на лысой голове зияла обширная скальпированная рана размером с ладонь.

– Вы что там все, очумели?! – зарычал священник.

– Пустите меня! Я его кончу! – вырываясь из натруженных рук своих корешей, орал недавний собеседник лысого.

Отец Василий вгляделся в свалку за соседним столом и понял, что обращаться к разуму этих людей бессмысленно. Он вздохнул, осторожно оттащил раненого к Веркиному ларьку, снял куртку и приложил ладони рупором ко рту.

– Последнее предупреждение! – громко и внятно сказал он. – Всем принять человеческий облик!