Пастырь пустыни

Ингрэм поднял глаза к небу в поисках вдохновения, чтобы закончить предложение, и заметил энергичного маленького кактусового вьюрка, балансирующего на безобразном шипе «оленьего рога».

«…или на вьюрка, — настрочил карандаш священника, — который похож на драгоценную статуэтку, когда солнце просвечивает сквозь его развернутые крылья…»

Юноша снова оторвался от бумаги и почти у самых своих ног увидел маленького желтого жучка, твердого и блестящего, словно кусочек кварца.

Он коснулся его резинкой на конце карандаша; это было все равно, что надавить на камень.

«…или на жучка, — радостно заторопился писатель, — словно золотой самородок на лике пустыни. И эти беззащитные создания, которые никому не могут причинить вреда и которые приносят миру радость, учат нас, что и мы…»

Что-то со свистом пронеслось в воздухе; длинный загнутый клюв вьюрка разрезал бабочку надвое. Половинки, покачиваясь, опустились на землю к самым ногам наблюдателя, но поскольку он долго стоял в неподвижности, птица, видимо, приняла его за часть пейзажа; поддев свою добычу, она поглотила лакомство и была такова.

Мистер Ингрэм опустил взгляд на лист бумаги и поджал губы в задумчивом сожалении. Однако немного погодя он продолжил: «…учат нас, что и мы также пришли в этот мир, чтобы сделать его прекрасным с помощью духовного труда, вместо того, чтобы своими руками делать его ужасным и опасным. Кротость могущественнее, чем гордыня…»

Он снова прервался, чтобы увидеть, как золотой жучок вступил в схватку с насекомым, уступающим ему размерами. Кем бы ни было это существо раньше, теперь оно стало неузнаваемым. Потому что желтый красавец, трепеща своими надкрыльями от радости или злости, уже разорвал более слабое создание на мелкие кусочки.

«Кротость могущественнее, чем гордость, — настаивал карандаш мистера Ингрэма, — и в реальности победы сильного вовсе не являются таковыми; вскоре они будут отмщены».

Едва он с такой беспощадностью закончил предложение, как новый шум крыльев снова привлек его внимание к вьюрку, который метнулся вниз со своего усеянного шипами пристанища словно молния и атаковал золотого жучка.

Схватки как таковой не было. Жучок полагался на крепость своей брони, и полагался напрасно, поскольку вскоре Ингрэм услышал треск его панциря, и спустя мгновение жучок исчез. После этого вьюрок вспорхнул на камень и уселся там, широко раскрыв клюв, втянув голову и распушив перья, словно добытая только что пища оказалась слишком тяжелой для его желудка.

— Надеюсь, ты подавишься! — сурово сказал священнослужитель птице. И написал: «Месть всегда рядом, и за нами постоянно наблюдает высшая сила. Победы, которые мы одерживаем, неминуемо оборачиваются поражением!»

Так написал этот Божий человек, и едва он закончил предложение, как его осенила новая идея. Ингрэм торопливо добавил: «Отложите свои ружья и ножи! Господь, который правит Небесами и Землей, несет мир. Доверяйте Ему, и Он избавит вас от проблем. Разве есть такое несчастье, которое Он не смог бы отвести от вас?»

Закончив, юноша испытал прилив торжествующей уверенности. В это мгновение он услышал свист, словно над ним пронесся поток стрел. Над головой Ингрэма на невероятной скорости спикировала тень; вьюрка стерло с лица земли; послышался пронзительный, леденящий душу крик, и огромный ястреб, упавший с голубых небес, унесся прочь, унося в когтях маленький комок перьев.

Ингрэм смотрел, как хищная птица грациозно и быстро поднимается в небо, описывая большие круги. Она напомнила ему людей, которых преподобный наблюдал в Биллмэне с тех пор, как приехал — худощавые, с виду тихие мужчины. Однако, вынужденные действовать, они наносили внезапный и смертельный удар. И снова Ингрэм почувствовал нечто большее, чем простую беспомощность; священнику показалось, что он слышит сдавленные смешки своих слушателей, в ответ на его слова о том, что сила и крепкая рука ничего не стоят.

Какой кротости мог он научиться у природы, где маленького жука поедает больший, большего — вьюрок, вьюрка — ястреб, парящий высоко в небе, который, в свою очередь, будет, возможно, сражен поднявшимся еще выше орлом? Однако Ингрэм не собирался так легко пасть духом.

Священник проследил взглядом полет ястреба до самых холодных вершин Сан-Хоакинской гряды, и величие Создателя снова завладело его воображением. Ингрэма переполняли новые идеи, они вели его карандаш с головокружительной скоростью, пока он не исписал несколько листов; и когда священник наконец поднялся и вышел из тени скалы, представ перед лицом слепящего солнца, проповедь, которая преследовала его с момента прибытия в Биллмэн, была закончена.

Возвращаясь в город, юноша то и дело поглядывал на исписанные страницы; и еще не дойдя до своей хижины, мог с уверенностью сказать, что текст крепко отпечатался в его памяти. Ингрэм секунду постоял перед своей дверью, глядя, как ветер несет по улице клубы пыли быстрее, чем скачет лошадь. И пусть идеи, которые пришли ему в голову этим утром, также пронесутся по умам его слушателей и освежат в их душах почти изгладившийся образ Создателя!