Пастырь Вселенной

Смрад от неудачного шага Владимира стал концентрированнее раз в десять. Володя попробовал было дышать ртом, но тут же оставил попытку от почти зрительного образа, как ему в открытый рот наползают черви. Владимир почувствовал, что еще минута такого путешествия, и его стошнит. Собственно, будь он один и в безопасности, его бы уже вырвало, и не раз. Сейчас же он сдерживался исключительно из осторожности, и, удивительное дело, инстинкт самосохранения оказался сильнее рвотного рефлекса. Внезапно впереди появился свет – это Лайна с Зубцовым одновременно зажгли фонари. Володя сперва увидел лишь белое пятно, но зрение стремительно подстраивалось под новое, точнее, появившееся освещение, и Володя рассмотрел нечто фантастическое и незабываемое. Подземный ход вывел возглавляемый полковником отряд в небольшой зал почти правильной сферической формы метров четырех в диаметре. В центре возвышался пригорок из сваленных в кучу коровьих и лошадиных голов, среди которых Владимир с ужасом разглядел две или три – понять было сложно, на осмысление увиденного оставалось не более секунды – человеческие обкушенные головы, в запекшейся крови и ошметьях волос. Куча ощерилась зубами, словно это был последний ярус обороны царицы – а она, как выяснил позже Володя, питалась почти исключительно мозгами, отчего и была самой умной в своем племени. Из всего же этого насколько омерзительного, настолько же и страшного нагромождения вскрытых и опустошенных черепных коробок разного вида и давности произрастало нечто живое, белое и пульсирующее, будто гигантский опарыш. Владимир испытал столь отчетливый приступ омерзения, что с трудом сдержал свою правую руку, страстно желавшую всадить очередь в эту леденящую душу гадину. Существо же, в отличие от прочих сквирлов, вовсе лишенное не только брони, но и вообще сколь-нибудь плотных покровов, напоминало исполинского глиста или личинку сумасшедшего размера мухи. Оно было размером с человека и явно являлось самкой. Прежде всего это ощущалось обонянием – среди запаха тления, буквально пропитавшего все вокруг, Владимир невольно различил зовущий, пронзительный аромат распаленной страстью женской плоти, издаваемый царицей. А потом, приглядевшись – да и глаза привыкли к освещению, – рассмотрел, что обращенная вверх часть существа обрамляется несколькими массивными выростами, более всего напоминающими налитые молочной нежностью женские груди с кроваво-красными, будто ободранными, сосками на концах.

Подняв взгляд выше, на верхнее утолщение, Владимир обалдело обнаружил, что смотрит в упор во вполне разумные, совсем женские томные глаза, обрамленные тяжелыми ресницами и словно густо подведенными фиолетовыми мазками косметики. Вот только мазки эти были живые – это сосуды пульсировали и перекатывались под кожей у царицы, напоминавшей – как ни чудовищно это звучит – патологическую помесь между женщиной и каким-то особенно омерзительным гельминтом, из тех, что бывают увенчаны всякими там крючками или присосками. Но не женскими же грудями, как здесь! Страшнее всего было то, что существо обладало чарующим, парализующе-томным взором – когда оно смотрело, Владимиру казалось, будто самая искусная гейша делает ему самый изысканный массаж лица и затылка – такими сладострастными иголочками покрывалась волосистая часть головы. Эта дрянь, в общем-то, представляла собой какую-то пугающую пародию на женственность, доведенную до своей запредельной, извращенной крайности. Володя, так же как и Ринит, оказались не готовыми к этому зрелищу и изумленно замерли, переступив порог зала. Зубцов же светил на царицу фонарем и тоже бездействовал. То ли и его загипнотизировало омерзительное существо, то ли так было условлено у него с Лайной, – Володя так никогда и не узнал этого достоверно; Лайна же резким движением набросила на верхушку существа мешок, который, стало быть, принесла в подземелье с собой, и затянула петлю смывавшей его веревки на теле царицы там, где, будь она женщиной, у нее была бы шея. Дьявольские чары искрящегося сладострастными иголочками взгляда развеялись, и Владимир опять увидел королеву сквирлов как она есть. Существо принялось извиваться, словно от удушья, что смотрелось весьма захватывающе: в равной мере отталкивающе и притягательно, как, к примеру, мог бы смотреться обнаженный женский труп, грациозно исполняющий танец живота. Она страдает, внезапно подумал Володя. Ей нужна помощь! Царица застонала, и Володя мурашками по телу ощутил проникающую гипнотичность этого стона. Вообще все происходящее было более чем чудовищно.

– Она страдает, – вдруг услышал Володя. Это сказал стоявший рядом и зачарованно глядящий на пленение царицы Ринат. “Только еще не хватало, чтобы он съехал”, – подумалось Володе.

Тем временем Зубцов ухватил царицу за эротично извивающийся гибкий стан и резким движением выдернул ее тело из кучи черепов.

– Чего стоишь как истукан, – злобно прошипел он в адрес Рината. – Помогай тащить эту суку, включайся!