Пастырь Вселенной

Наконец и обезглавленное тело перестало ворочаться у ног, замерев куском бесполезного сала. Катер и так был уже полон белой кровью царицы, хоть вычерпывай. Зубцов автоматически закрыл царице один за другим все четыре глаза и, размахнувшись, бросил ее голову в сторону центра озера. А потом, подняв тело, перевалил за борт и его.

“И за борт ее бросает в набежавшую волну”, – вспомнились Володе строчки известной песни, повествующей и о, мягко говоря, неджентльменском поведении Стеньки Разина. Однако дело было сделано. Во всей округе они были единственными живыми существами. И лишь озеро, темное, мрачное, хранило свое вечное, а теперь и какое-то зловещее, многозначительное молчание. Володе подумалось, что так же, должно быть, сыто и довольной молчало Чудское озеро после ледового побоища. Зубцов достал сигаретку, закурил. Внезапно издалека донесся шум мотора приближающегося вертолета – а вот и сам он тяжелой стремительной птицей выскользнул из-за деревьев. Вертолет отчего-то летел низко, возможно, сверху удалось разглядеть след от машины – знали, где искать. Авиацию в подкрепление отряду прислали всего неделю назад, почти одновременно с приездом Лайны, так что воспользоваться боевой машиной удалось с толком лишь теперь, для эвакуации выживших героев. Зубцов радостно вскинул автомат и дал очередь в воздух, разумеется, в сторону. Вертолет сделал вираж и завис над катером – по воде в разные стороны от закачавшегося суденышка побежали барашки, вздыбленные могучим винтом. Скользнула вниз веревочная лестница, и сперва Владимир, а потом Зубцов вскарабкались по ней вверх. Полковник, сказав о ранении инструктора, велел, когда она схватится, нежно поднимать трап вверх. Он еще внизу поинтересовался у девушки, которая выглядела пугающе бледной, сумеет ли она удержаться на одной руке, и получил утвердительный ответ. Зубцов сам втянул поднятую Лайну на борт летучего корабля, а потом уже руководил эвакуацией с катера бронебойного пулемета. Через две минуты влекомый винтом стальной ковчег, сделав разворот в воздухе, взял курс на военный лагерь.

Глава 9 СОЮЗНИКИ

Лайна еще в полете потеряла сознание. Когда с нее стянули куртку, стало понятно, что отнюдь не нервы были тому виной – кровь пропитала все свитера, в которые закуталась теплолюбивая девушка, и о размере кровопотери судить было очень сложно, видно было лишь, что она, безусловно, серьезна и угрожает жизни Лайны. Пилот связался со штабом, и на высоком уровне было принято решение держать курс на Москву, где было уже открыто представительство силлуриан, включавшее в себя медпункт со всем необходимым для лечения девушки. Полковник с Володиной помощью наложил жгут на рану, не снимая задеревеневшие от свернувшейся кровавой корки свитера. По воздуху все дороги короче – лететь до Москвы оставалось меньше часа. К радости Зубцова, уже на подлете к столице Лайна пришла в себя. Черты ее лица болезненно заострились, глаза запали. Она подняла взгляд на склонившегося над ней полковника и негромко сказала, но Володя все равно слышал – он сидел тут же, рядом:

– Юра... Я подумала над твоим предложением. Я согласна.

Владимир понял, что это уже глубоко личное, и тактично отошел к иллюминатору, за стеклом которого проносились промышленные пейзажи подмосковных городов, будто постройки из детского конструктора на золотом ковре осеннего леса, одного огромного лесного массива, со всех сторон испокон века окружавшего Москву. И потому Володя не слышал продолжения их беседы за особенно оглушительным в военном вертолете да еще несущемся на полной скорости шумом винтов.

А оно было таким: Зубцов взял тонкие, сухие, холодные, как-то посеревшие даже пальцы здоровой руки Лайны в свою ладонь и молча пожал их. Девушка улыбнулась и спросила:

– Юра, избранник мой, будешь ли ты ждать меня?..

Ну что оставалось делать полковнику, имевшему вполне четкие и нерушимые представления о чести? Внезапно ощущая, что холостяцкая жизнь со всеми возможными и допустимыми в ней вольностями уже миновала, если, конечно, Лайну успеют привезти в клинику живой, Зубцов ответил:

– Да, я буду ждать тебя.

– Будешь ли ты верен мне, родной?

– Да, – ответил Зубцов, думая, что ему все же хотелось бы, чтобы Лайна выжила и стала его женой больше, чем чтобы она умерла теперь и оставила его свободным. Он как-то очень привязался к ней за прошедшее время – это он уже теперь заметил, что привязался, но в его боевую голову даже не приходило, КАК ему будет теперь не хватать их общения, их совместных волнующих походов в баню, их семейных обедов. На самом-то деле полковник вряд ли вообще был способен на более глубокое чувство, чем то, что теперь испытывал к Лайне.

– Жди меня, милый. Я вернусь к тебе, – сказала Лайна. – А если я умру раньше, тебе обязательно сообщат и пришлют мой локон – теперь ты официально мой жених, а я – твоя невеста. Ты поцелуй меня, родной, а то я как-то слабею очень.