Пастырь Вселенной

А у самого Владимира было так. Собаку успокоили, стало быть. И тогда захватчик на них обоих будто вопросительно – за маской-то лица не видно – посмотрел, словно спрашивая разрешения – позвольте погладить, мол, вашу собачку, а на деле пытаясь их вызвать на сочувственное отношение к приговоренному к расстрелу; Лена же с Владимиром молчали. Потом штурмовик направил пистолет в голову собаке, опять посмотрел на ребят – мол, точно, ни у кого никаких возражений, и тут Володя почувствовал, как Лена дернулась вперед, желая остановить захватчика. Владимир успел схватить ее за горло и с такой силой сжать, что все слова застряли у нее в глотке и растворились в сдавленном – чтобы покашлять нормально, воздух-то тоже нужен, – кашле. Анданорец, черным обелиском, идолом древности, немыслимо, но реально стоявший на полу московской квартиры, одобрительно кивнул Владимиру – на Анданоре кивок головы также означает “да”, – ткнул Лену дулом в лоб, не до шрама, не до крови, так, слегка, через пять минут и не чувствовалось уже, а потом направил жерло своего портативного плазмомета на Шторма, которого Владимир теперь, отпустив обреченно поникшую Лену, изо всех сил удерживал, чтобы тот не бросился на анданорца. Владимир искренне верил тогда – ну, или хотел верить, – что судьба собаки была-таки решена положительно. На самом деле это дело Лены было рассмотрено офицером, имевшим статус “младшего эмиссара колонизируемых территорий”, положительно, и потому сгущавшийся кошмар грядущего человекоубийства почти рассеялся, а вот Шторму офицер безо всякого интереса к его персоне запустил плазмой между глаз.