Пастыри

На кухне Лео застал пожилую женщину в пестром халатике, занятую чисткой картошки. У нее был робкий взгляд за очками, она прихрамывала.

— О, — сказал Лео. — Вот оно что. Это же чудесно!

— Да, конечно, чудесно. — И она покраснела.

Белински крикнул из комнаты:

— Вы все поняли?

— Не все, — ответил он и кивнул женщине, отвернулся и повторил «не все», входя в комнату.

— Дама, с которой вы поздоровались, живет у меня. Мы поженимся. Месяца через два-три. Она живет тут же, в другой квартире, чуть подальше и пониже, потому что ей трудно ходить по лестнице. Понимаете, ее муж еще не умер, он в больнице. Это тянется уже давно, надежды никакой, но он так долго умирает, бедняга, так что сейчас мы пожениться пока не можем, но вот вопрос — где нам жить? Мне говорят, что, раз я один, я не могу занимать эту квартиру.

— Лучший выход — вам переселиться к даме, — ответил он.

— Наверно, для мужа это не лучший выход, — сказал Белински, — зато нам так лучше, а? Мы тоже ведь не вечны, и мы любим друг друга. Но соседи грозятся, что все скажут мужу.

— Переселяйтесь, а там видно будет, — сказал он.

— Хотелось бы уж знать, на что рассчитывать, — сказал Белински.

Он встал и распрощался, и, когда он выходил, Белински поднял руку — далекое, архаическое приветствие, не требующее ответа.

С утренними трудами было покончено, и он продолжил лечение зуба у Розы, перед тем как отправиться в контору, где он продиктовал отчет о Белински, который надлежало представить на собрании отдела с тем, чтоб в дальнейшем такого рода дела велись с большей гибкостью. Затем он покупал с Маргаритой машину. Затем Маргарита позвонила, что уезжает на новой машине отдохнуть. У нее осталось от отпуска несколько дней, и фирма просила ее тотчас их использовать. Он сказал, что время для этого самое идиотское, но что поделаешь, он желает ей удачи. Впрочем, ему лучше бы помалкивать. Она зарабатывала больше него и изо всех сил старалась доказать, что она сама себе хозяйка, в том числе и в сердечных вопросах.

Вечер он провел у Розы и Конни, который вел себя вполне по-людски, хотя за последнее время пережил несколько приступов мании преследования. Отец Розы тоже был. Конни после обеда ушел по делам, отец посидел еще, и наконец он остался один на диванчике и клевал носом над журналом со смелой, статьей о будущем, в которой людям предлагалось устраивать друг для друга сплошное всеобщее игрище. Вряд ли оно будет неопасно и не сопряжено с риском.

Роза провожала его домой, с самого начала терзаясь, что бросила дочь, но совершенно преобразилась, когда выяснилось, что он забыл ключ, и ей пришлось влезать в выбитое окно, и она опрокинула полку со стиральным порошком и овсянкой. Она от души веселилась. А ушла только под утро, многие часы просидев в запертой ванной, потому что он сказал ей, что она ему как сестра.

Ну а наутро он отправился в Таубен по сырости и непогоде, а теперь возвращался назад.

Лео Грей не слишком любил своих коллег — чересчур уж рьяно относились они к службе, всю жизнь посвящали одной идее и продолжали ломиться в запертую дверь, когда эта идея оказывалась несостоятельной. Методы рекламы и военного администрирования начали завоевывать лучшие умы, отданные социальному обеспечению. Доброта была товаром и нуждалась в эффектной упаковке. Возмущение было тем добрым знаком живого интереса, который он любил в других и не находил в себе. Поездка радовала его, собственно, только близкой встречей с Эрной. Вот он обвел глазами ряды, но ее не нашел. Он сел в самом дальнем ряду, и тогда, чуть запоздавшая, она обдала его веснушчатой улыбкой, пробегая к первым рядам, где всегда садилась, чтобы удобней выступать.

В утреннем докладе содержались странные предложения, и Эрна грозила докладчику легкой взбучкой, но все обратилось в шутку и разрешилось обеденным перерывом. Он поджидал Эрну у выхода, она, радостная, подошла к нему, потрепала, как ребенка, за уши и спросила:

— Привет, мрачная личность, тебе сразу все выкладывать?

Они сели за столик. Он положил руку ей на руку, она накрыла ее другой рукой, он шлепком достроил пагоду и сказал:

— Эрна.

Она высвободила левую руку, чтоб налить пива.

— Знаешь новую игру?

— Да, Лео, знаю.

— Плохо, Эрна. Я понятия о ней не имею. Ты уже с кем-то играла?

— Да, — сказала она. Он раскрыл левую ладонь и протянул к ней. Она ударила по ней кулачком.

По окончании вечерней программы они забросили портфели в машины и пошли бродить по городу. Стемнело, фонари маслянисто отражались в тротуарах и улицах, навстречу шли люди в духе и не в духе и не смотрели на них. Они проходили мимо, сходились, расходились, подавались вправо, влево и отмечали в уме десятки подробностей, которые помогут им не заблудиться.

— Повезло нам с тобой, Лео, — сказала Эрна и загнула его левую руку ему за спину.

— Всем везет, Эрна. Поймала синичку в руку, ну и ладно.

— Нет, не ладно, — сказала она.

— Пусть, — сказал он. — Но нет смысла чего-то требовать. Вот.

— О да, — сказала она.

Они ужинали вместе, танцевали вместе, вместе бродили по городу и вместе отправились в гостиницу.