Пастыри. Черные бабочки

— Я пришел, чтобы увидеть твое унижение! — загрохотал Поворачивающий Круг. — Подними голову! Посмотри на меня! Ну!!

И лишенный силы, лишенный марвелов и дарованных ими энергий мятежник повиновался. Сухое, желтое лицо казалось деревянной маской, вырезанной пьяным кукольником из бродячего балаганчика. Глаза, едва светившиеся зеленым, слезились, фиолетовые губы дрожали.

— Нас… наслаждайся… — просипел эрри Удбурд и попытался встать, но силы оставили его, и узник едва сумел доползти до своего ложа.

Поворачивающий Круг молча смотрел на своего бывшего праэсептора. Учитель… Ради чего ты стал таким?

Что-то странное происходило сейчас с эрри Орбисом Верусом, что-то незнакомое шевельнулось в его душе.

Нет, это не было жалостью или состраданием, — во-первых, Поворачивающий Круг вообще не знал подобных чувств, а во-вторых, он четко осознавал, что перед ним враг, последовательный, некогда очень сильный и коварный враг всего того, чему он, эрри Орбис Верус, служит и чем живет.

И вдруг Пастырь понял — это страх! Он, высший иерарх Великого Круга, боится! Что-то в запавших, воспаленных глазах эрри Удбурда заставило его дрогнуть и ужаснуться. Что-то… Что-то… Но вот что?

«Он уверен, что спасется, — эта мысль пришла к эрри Орбису Верусу внезапно, — он просто ждет, ждет чего-то… Или кого-то!»

— Обскурум! — скомандовал Поворачивающий Круг, и свет в подземелье мгновенно померк.

Запахнувшись в плащ, Пастырь быстро зашагал прочь по темному коридору, и тут в спину ему ударил нечеловеческий, отчаянный вой. И в этом вое эрри Орбису Верусу почудились откровенно издевательские нотки…

«Чушь! Чушь! Абсурд! — размышлял он, покидая узилище, — здесь повсюду стража, здесь повсюду охранные марвелы небывалой мощности. Ни одно земное существо не в состоянии не то чтобы войти, — а даже приблизиться к этому месту без соизволения Великого Круга. Ни одно земное существо…»

Успокоить себя не получилось. Слишком хорошо знал эрри Орбис Верус своего опального учителя, слишком хорошо изучил его характер и особенности. И поэтому страх все сильнее, все настойчивее бился в душе Поворачивающего Круг.

Бился, словно запертая в клетке гиена. Стоит ей вырваться на свободу — Пастырь это чувствовал — как произойдет непоправимое…

* * *

Темное Бобылино встретило сыскарей неприветливо — зябкой моросью и воющими собаками. Несмотря на не такой уж и поздний час, почти ни одно окно не светилось, лишь круглосуточный магазинчик из серии «выпить-закусить» возле станции зловеще манил любителей огненной воды неоновой мрачной вывеской, на которой читалось всего несколько букв:

«…р…ук…ты».

Громыко связался с бойцами из «Светлояра», караулящими станцию, выяснил, что все тихо и спокойно, и предложил выдвинуться за пределы населенного пункта.

— Тут нам особо ловить нечего, разве что аборигены начнут подваливать, капусту стрелять на бухло. А вот в снега уйдем — и не заметит нас враг коварный, мать его! Интуиция у меня, понимаете? Чуйка! — так объяснил майор свое решение.

«Уазик» Торлецкого и «Троллер» Ильи, осторожно переползя кочковатый железнодорожный переезд, выехали на ту самую дорогу, по которой недавно браво шагали горланящие песни эльфы, гномы и хоббиты. С тех пор дорога изрядно раскисла, на межколейном бугре обнажилась жирная сырая глина, а в самих колеях блестели в свете фар стылые лужи талой воды.

— Весна, как много в этом звуке для сердца шофера слилось! — сквозь зубы процедил Илья, отчаянно ворочая рулем «Троллера», — по проходимости бразильский джип существенно уступал графскому «уазику» с его армейской подвеской.

Отъехав от железнодорожного полотна метров на пятьсот — шестьсот, маленький караван остановился.

— Машины к лесу надо отогнать! — высунувшись из «уазика» на манер председателя колхоза, проорал Громыко.

— Моя крошка там сядет навечно, — грустно сообщил Яне Илья и выжал сцепление.

Кое-как он довел «Троллер» до густых зарослей то ли бузины, то ли дикой вишни, в темноте было не разобрать, и уткнул джип бампером в мокрый древесный стволик. «Уазик» остановился чуть в стороне. Захлопали дверцы, и сыскари выбрались наружу, враз по колено утонув в мокром, тяжелом снегу.

— Знал бы — болотные сапоги бы надел! — выдергивая ноги из чавкающих сугробов, неизвестно кому пожаловался Илья.

— Знал бы прикуп — спал бы крепко! — без улыбки кивнул Громыко и повернулся к железной дороге, черной полосой темнеющей в стороне. — Итак, братцы-кролики, диспозиция у нас аховая, но лучшей тут не найти. Отсюда мы просматриваем как минимум два с лишним километра путей. Дальше в обе стороны глухие леса, я по карте проверял. Там вообще ловить нечего, разве что случайно повезет… Анатольич, вот скажи как провидец и бессмертный полу-Пастырь — может нам повезти?

— Я отвечу только с одним условием, Николай Кузьмич, — вы отклоните те сомнительные титулы, коими только что меня наградили… — сверкнул зелеными огоньками глаз граф.

— Вот все у тебя не как у людей, — сокрушенно развел руками Громыко. — Митька, давай бинокль, Чапай рекогносцировку делать будет!