Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)

– Я ж говорил насчет пользы закуски, – выдает Гроски.

Протрезвившийся яприль топчется на месте, удивленно похрюкивая. Поражается внезапной ясности мышления.

– Пожалуйста, – прочувственно говорит ему Пухлик, – выбери здоровый образ жизни. Нет ничего хорошего в том, чтобы заливать своё горе винцом.

– Уииии, – говорит яприль недоуменно. Но подпускает охотно, даёт почесать бочок, хрумкает морковкой. Вслушивается в мои слова, какая ж он лапочка, и что мы теперь с ним друзья, и вот, надо бы ему немножко поспать, а потом поедем мы в питомник, а там у него еще больше друзей появится…

От свинюши несёт сладковатым запашком прелой листвы. И здоровым таким перегарищем.

– Это было… воистину эпично, да!

Липучки тут ещё не хватало. Не слишком-то верной походочкой выходит из-за белой, увитой лозами стены. Утомлённо к этой самой стене прислоняется и продолжает:

– Я бы сказал, это в духе баллад позднего Тадевра Витии. Выдержка и хладнокровие перед лицом первобытной ярости. Победа здравого ума над низменной скотиной. И это непременно, вот прямо непременно…

Спинным мозгом осознаю, что он собирается сделать, но помешать не успеваю.

– …надо отпраздновать, – заканчивает Липучка и со смаком откупоривает бутыль, которую притащил с собой.

Вино плещет ему на ладонь. Выдержанное и духовитое.

Тадевр Вития в своих поэмах про такое писал: «И пала тишь».

– Боженьки, – успевает сказать Пухлик.

– Кретин, – успеваю сказать я.

А достать снотворное с пояса – не успеваю.

Учуявший запах выпивки яприль с богатырским: «Урррряииии!» берет с места в карьер. Стремительным свинским галопом.

Отпрыгиваю в сторону, чтобы не попасть под копыта, но он всё равно задевает меня – вскользь, окороком цепанул… качусь в кусты.

Над головой орёт как заяц Липучка. Переворачиваюсь и вижу, что он пытается задать от яприля стрекача. Истеричными прыжками. И бутылка в воздетой руке.

– Брось бутылку, кому говорю, – вопит откуда-то Пухлик.

Вскакиваю – как раз когда Лортен отшвыривает бутылку. В смысле, швыряет. В морду яприлю.

Успеваю еще подумать, что, если поранит – убью.

Но яприль – молодцом. Замирает на месте. Неторопливо слизывает с морды вожделенное вино. Потом еще с земли подбирает пролившееся. Достаю всё-таки клятую ампулу – вдруг да это его хоть малость замедлит.

Плохо, что я так далеко. Свинтус, пока несся за Лортеном, отмахал по полю ярдов двести. Пытаюсь тихо сократить дистанцию, чтобы можно было швырнуть ампулу. Яприль всё-таки слышит, поднимает голову и смотрит подозрительно.

На морде написано: он понял мои намерения. Потому он с насмешливым хрюканьем уносится в дальние дали – ныряет себе в виноградники.

– Ну, – говорит философски Пухлик, появляясь из-за крыльца (вот он где схоронился!). – Теперь мы знаем, как выглядит психологическая зависимость.

ЛУНА МАСТЕРА. Ч. 3

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

В «поплавке» было… скверно. Водную карету швыряло в невидимых и мощных потоках, в салоне попахивало псиной. И ещё эта карета уносилась всё дальше от Мелони и ее нового задания. Бешеный яприль – притом, что Мелони еще и отправилась на вызов в компании Лайла и Лортена. Единый, я себе не прощу, если с ней что-то случится…

– Это было так уж необходимо? – процедил я, когда Фреза вернулась из угодий Вельекта за нами.

Невыносимая Арделл пожала плечами, запрыгивая в карету через широкую полосу воды.

– Ну, во-первых, мне и правда нужен там кто-то законопослушный. А во-вторых – это ради вашего же блага, господин Олкест. Вы в последнее время уж очень усердствуете, и если бы я еще и послала Мел с вами на выезд – не факт, что вы вернулись бы с выезда.

– Считаете, мне нужно отступиться?!

– Считаю, что Мел нужно дать возможность малость подышать.

Это было сквернее всего. То, что мне предстоит выезд с невыносимой. Грубящей благотворителям. Кричащей на вольерных. Во весь голос рассуждающей на кухне о помёте виверния.

И потакающей проклятому господину Нэйшу.

Неимоверно раздражающей – словно вечно воспалённая, кровоточащая царапина. Каждой усмешкой, приказом, жестом…

«Почему ты злишься на неё, мальчик?»

Голос учителя Найго совсем изглодал меня в последние дни. Я от него отмахиваюсь, от этого голоса, но в блеклой осенней голубизне неба так и видятся знакомые глаза, и паутины на деревьях всё напоминают серебро в волосах. И голос спрашивает одно и то же: разве после того случая с фамилиаром я не понял – какой она человек, разве не осознал, как заблуждался, разве не должен чувствовать себя виноватым…

Должен. Чувствую. Но сильнее вины – постоянное раздражение. То, которое заставляет меня отмахиваться от понимающего голоса внутри. Не видеть голубизну глаз.

Потому что Арделл – невыносимая, и точка.

– Господин Олкест.

Арделл сидела напротив – освещённая блекло-голубыми отсветами ракушек флектуса. Смотрела с вечной иронией – будто на ребенка.

– Что вы знаете об Энкере?

«Что ты на нём помешана».

Вздор – это было бы неучтиво, я же решил держаться с Арделл с холодным, вежливым достоинством.