Но есть то, что над формулами. Вдохновение. Приходит, когда не ждёшь, нашёптывает, что не спрашиваешь. Мастер становится в этот момент подобен пророку — или художнику, который представляет во сне лица, или поэту, озарённому строками, или композитору, на которого с небес снизошла музыка. Мастера видят
Иногда атархэ. Иногда — кольца для Полного Брачного. Иногда — другое. «Вдохновенный дар» всегда совершеннее того, что сотворено по заказу. Мощнее. Лучше. Только вот сделан такой артефакт лишь под одного, и большая удача, если они с хозяином встретятся.
Устав Мастера запрещает избавляться от таких изделий, и они могут пылиться на полке столетиями.
— Иногда мне кажется — лучше бы ты не творил этот атархэ, — выдыхает Гриз.
Джемайя щёлкает пальцами, отправляет в полёт надтреснутые пиалы, призывает блюдца и заставляет закипеть чайник. Магия Мастера — та, что выгибает металл и ограняет камни, и вдыхает жизнь в предметы.
— Когда становишься Пальцами Высших Сил — нельзя не творить. Мастера — атархэ рока. Если кому-то надо, чтобы этот не-твой был вооружен — что мне было делать? Не отрубать же себе пальцы и не прокалывать Печать. Будешь даматские сладости?
Старик всё никак не отвыкнет — от восточных сладостей и церемоний, и непременных бесед ни о чём — Гриз погружается в беседу, будто в терпкий чайный аромат гвоздики и муската. Греет пальцы о пиалу, катает на языке засахаренные орешки — и поглядывает на закопчённое, замасленное окно прямо над лысинкой Джемайи.
Все звуки Энкера живут на широком подоконнике. Сидят на тонких медных лапках. Мелкие пичужки, в полумраке можно принять за родственниц певчих тенн — только эти не золотятся, а бронзой поблескивают.
Восемь — малая часть от стаи. Остальные где-то на улицах: сидят на крышах, перепархивают по балконам и фонарным столбам, и впитывают в себя — семейные свары и пикантные сплетни, тревожные слухи и радостные вести…
Потом несут на крыльях хозяину.
— Мои щебетуньи, — Джемайя, кивает в сторону подоконника, — сперва не всё уловили… а может, я не так услышал: сложно иногда бывает выделить главное. Много болтают, да… Сперва было только про Чудо Энкера и алапардов, потом уже и про этих варгов. Да варги ли это? Что-то уж слишком их много здесь — и слишком громкие. И неудачливые. А, плохая покупательница, как думаешь? А ночью… верно я слышал, что ночью там был ещё и законник?
— Он и еще кое-кто. Вот. Оставил сувенир. Послушай, пожалуйста.
Она передаёт то, что нашла в переулке: хрустальный шарик, темный и покрытый замысловатым узором.
Джемайя крутит шарик в длинных пальцах. Бельма устремлены в потолок.
— Ну-ну… материал неплох, для одноразовой работы. А сама работа хороша. С выдумкой и дерзкая. Две цели слил в одну сущность: тут тебе туман… да, вот боковые нисходящие… с цепенящей магией переплёл. Не слышал такого раньше, нет. Но старики таких знаков не вьют — у нас тоньше, дольше… тут кто-то молодой и скорый. С сильной Печатью, хорошим Даром.
Кажется, он даже принюхивается к артефакту, ковыряет какими-то крючками, вновь и вновь проводит над ним правой ладонью. Опять принимается крутить в пальцах.
— И нет клейма Мастера.
— Вольный одиночка? Как ты?
— Вольные одиночки всегда ставят клеймо. Чтобы искали его самого, а не обращались в Мастерград. Это беглец. Или изгнанник. Кто-то, кто отвернулся от Общины и Устава.
Даматские сладости — с вечным привкусом перчинки. Теперь вот отдаются горечью во рту.
— За что Мастера могут изгнать из Закрытого Города?
— Много за что. Разгласил секреты или преступил Устав. Убил человека. Создал запретное.
Пальцы, думает Гриз. Лицо у него столько не выражает, а пальцы словно обезумели: носятся по столу, и чертят, рисуют, вяжут неведомые узлы. Встревоженные, испуганные пальцы.
— Мои щебетуньи не слышали, чтобы кто-то из наших появлялся в Энкере. Если он пришёл, то недавно. И ни с кем не говорит на улицах. Или говорит, но там, где мои птахи не слышат, а таких мест немного.
Гриз наклоняется вперёд на стуле для посетителей — скрипучем, неудобном.
— Джемайя. Можно ли сотворить артефакт, который контролирует разум бестий?
Пальцы коротко вздрагивают. Останавливают вечное движение. Падают на стол, словно мёртвые.
— Можно сделать всё, — глухо отзывается Мастер. — Я… слышал о таких. О творениях, которые были до Мастерграда… до Устава. Я слышал.
Серебристые бельма вглядываются не в полумрак, но в память. Почему-то кажется — в жуткую.
— Если он сотворил такое… Я знаю законы варгов — ты не сможешь сама. Так вызови сюда этого… не-твоего, с моим творением. Пусть он сделает. Пусть убьёт эту падаль, пока кровь не залила не только Энкер.
— Этот артефакт так опасен? Или ты думаешь, что он будет продолжать? Или такое было раньше? — она бросается и бросается вопросами, но старик молчит. Словно он — всё слышащий и не боящийся — внезапно оглох и испугался.