Мелони досадливо топает ногой, поджидая меня на небольшой проплешине, где осенняя пожухшая трава коварно вторгается в заросли зеленого велейса. Рядом с травой разрослись кусты и стоит пара звенящих золотом ясеней. Журчит ручеек, спускающийся дальше, к речке.
Мелони сердита не на меня. На отсутствие знаков. Я знаю этот взгляд, которым она сверлит свою Печать. Исподлобья, упрямый: ты что, совсем дурная, да? Ты почему не выполняешь то, что от тебя требуют?
Мне так хочется приободрить её. Вызвать хоть на миг вместо этой незнакомки — прежнюю, настоящую Мелони Драккант. Которая как-то призналась мне: «Если б где жила, так это только тут». И дышала бы благоуханием элейса, и наблюдала бы за единорогами — чистыми, любопытными и прекрасными. Немного капризными, но платящими искренней любовью за добро.
— Эй, Мелони… смотри, единорог.
Единый с небес всегда следит за нашими мыслями. Кто как не он послал этого красавца — высокого и слегка серебрящегося там, у берега реки.
Мелони пренебрежительно фыркает себе под нос и возится с фляжкой. Но я теперь знаю, что делать.
Единорог смотрит, как я подхожу. В этом древнем заповеднике они совсем не боятся людей. Нет безумцев, которые стали бы охотиться в Благословенном Море Элейсы-Травницы.
В спину мне летит пренебрежительное «И куда тебя понесло?» — и по тону ясно, — насколько Мелони расстроена на самом деле. Иначе непременно подошла бы к единорогу: познакомиться, угостить, посмотреть, не болен ли, нет ли шрамов.
И я знаю, что ей станет легче. Когда я подведу его к ней, как в старые времена. Когда она погрузит пальцы в чёрную шелковистую гриву. Огладит рубиново-алый рог. Пройдется по спине, которая отливает почти что каменной зеленью…
Единорог теперь поднялся по берегу и движется ко мне навстречу. Не проявляя ни малейшей опаски. Я иду навстречу восхитительному зверю, протянув ему руку. Словно во сне или в моей памяти, а он всё ближе, и ближе, и движется все стремительнее, будто к кому-то, кого давно узнал.
— Принцесска! Лежать!!!
Вопль Мелони ударяет в спину внезапно. Вздрагиваю и оборачиваюсь — её лицо искажено, она бешено машет руками и выкрикивает: «Лёг и замер! Быстро!»
Потом я слышу рычание. Хриплое и низкое. Вместо ржания. Там, где только что был перестук копыт.
А когда разворачиваюсь — прекрасный серебристый единорог на бегу выпускает в меня длинную струю пламени.
Шипение и жар прямо над головой, трещат волосы: это я валюсь на землю, пропускаю пламя над собой. Потом качусь прочь с дороги, чтобы не попасть под копыта. Успеваю заметить: жёлтые клыки, хлопьями падает с них пена, налитые алым огнём глаза и черно-серебристая чешуя — знак драккайны под гривой, вдоль хребта.
Копыто ударяет туда, где только что была моя голова.
Бешеный храп, и стебли элейса — они мешают катиться и встать, захлестывают, укутывают. Вопль Мелони:
— Эй! На меня смотри, кому сказано!
Яростные копыта ударяют, направляясь туда, дальше, к ней… Единый, помоги мне!
Вскакиваю, отчаянно путаясь в стеблях. И вижу Мелони со снотворным в занесённой руке, а чудовище не собирается останавливаться, идет на нее…
— Не к ней! Ко мне! Ко мне, тварь!
— Морковка, не лезь!
Камней под руками нет, за амулетом далеко тянуться. Под руку попадает слетевший ботинок, в голове ни к селу ни к городу звучит батюшкин голос («Туфлей, как дамочка в мышь? Ты безнадёжен»). Потом голос батюшки недовольно умолкает.
Потому я попадаю. С первого раза и твари по голове. Так, что чудовище замирает и оборачивается, полыхая огненным рогом. И тут Мелони делает рывок и метает перед ним пробирку со снотворным.
Голубоватая дымка. Мгновенное замешательство — тварь яростно мотает головой, грива разлетается, будто брызги чернил…
— Мелони, он сейчас…
Хорошо, что чудовище снова целится пламенем в меня. Я стою дальше — и оно не попадает. И что оно начинает движение ко мне — тоже хорошо. Потому что я начинаю отступать и знаю, куда.
Пятиться неудобно: носок намок от сока элейса, каждую секунду могу оступиться. А Мел что-то кричит про Дар, но я её не слышу, просто пячусь, не отводя взгляда от глаз твари, в которых полыхает яростное, веселое пламя.
Понимаю, что не успеваю, когда единорог ускоряется и наклоняет голову, выставляя опасно блеснувший рог.
«Сейчас он меня осалит», — последняя глупая мысль…
В следующую секунду на единорога взлетает Мел — лёгкой пичужкой. Хватает его за уши и выкрикивает:
— Принцесса, воды ему в сопло!
Тварь останавливается, пораженная, потом начинает бешено брыкаться и крутиться — и я наконец делаю три последних прыжка. Теперь скатиться с берега в реку, воззвать к Печати (та откликается с натугой и стоном). И навести плотную водную струю в морду
— Вшшшш, — это погас огненный выдох. Рык, недоуменный храп, даже что-то похожее на ржание… Мел скатывается со спины твари сама — и всаживает в неё две стрелки с усыпляющим из трубки.
Единорог останавливается — высокий, статный, среди примятых ярко-зеленых стеблей. Серебро, опоясанное драконьей чешуёй. Черная развевающаяся грива и драгоценно-рубиновый витой рог.